Отправлено: 24.02.19 17:42. Заголовок: Амурские волны мичмана Кожина

зарисовка из жизни

 Отправлено: 24.02.19 17:42. Заголовок: 17 мая 1925. Воскрес..

17 мая 1925. Воскресенье.

Флотилия упорно шла на запад. Амур широко разлился, мутные воды затопили пойму, волны поглотили острова, подмывали берег. Корабли боролись с мощным течением. Башенные канонерки напрягали дизеля, но не могли дать больше семи узлов. Бронекатерам приходилось подстраиваться под своих тяжелых собратьев.
Мичман Кожухов с наслаждением курил на корме, облокотившись о щит полуторадюймовой скорострелки. Взгляд скользил по проплывавшим мимо пейзажам. Май месяц. Все цветет и благоухает. Особенно сизый солярный выхлоп из трубы «Шквала». Вскоре к нему добавится резкий запах пороховой гари. Корабли уже приближались к устью Сунгари, где по данным воздушной разведки скрывался китайский флот.
Пока же четыре канонерки и два бронекатера шли вдоль безлюдных берегов, можно было не думать о грядущей встрече с противником. Большинство свободных от вахты офицеров и нижних чинов отдыхали в кубриках и каютах. Многие уже не первый год служили на Дальнем Востоке, бег амурских волн их, конечно, восхищал, но не так чтобы часами торчать на заливаемой брызгами палубе. Ветер на реке промозглый, не смотря на солнечную погоду.
- Любуетесь красотами, Евгений Павлович? – капитан-лейтенант Пименов решил присоединиться к своему артиллеристу. – Привыкайте к нашим просторам после тесной Балтики.
- Увы. До сих пор не могу привыкнуть к чудесам хабаровских мастерских, Александр Мстиславович. Все ведь своими руками и народной смекалкой делать пришлось. Хорошо, у меня в команде мастеровые с Путиловского и из Риги мобилизованные. С местными левшами переставлять башни я бы не рискнул.
- Дерзость перед лицом командира суть похвальна, но чревата последствиями – притворно нахмурился Пименов. Командир «Шквала» был на короткой ноге со всеми своими офицерами и кондукторами.
- Вы же сами бомбите начальство рапортами о бедственном положении нашей ремонтной базы.
- Это не Балтика. Привыкайте, мичман. Все делаем своими руками с известной матерью и деревенской кузницей.
Капитан-лейтенант несколько утрировал. Раньше было еще хуже. Хабаровская база флотилии оснащалась по остаточному принципу и больше за счет смекалки ее офицеров и других лиц неравнодушных. Доходило до того, что корабли флотилии ремонтировали на гражданских верфях. Ибо своя инженерная служба только считалась, но не являлась таковой.
Во время войны канонерки разоружили, артиллерию и оборудование отправили на Балтику и Черное море. С башенных лодок сняли даже дизеля. Лучше стало только в последние годы. Порт понемногу оснащался. Командование перевезло на Амур дюжину посыльных катеров. Вдруг нашлись деньги на вторую базу в Благовещенске. Сейчас там строили сухой док. Генерал-губернатор переманивал на Дальний Восток людей.
Флотилия даже обзавелась своей авиацией и авиаматкой. На самоходной барже подняли Андреевский флаг, соорудили легкий ангар для четырех гидропланов, установили краны и пару 47мм пушек. В трюмах поставили танки с бензином и оборудовали хранилища авиабомб. Корабль получил гордое название «Сокольничий». Нижние чины и молодые офицеры без затей именовали его «Лебедятником» в честь гидропланов «Лебедь-8».
После войны боевые корабли вооружали и оснащали заново. При этом становой хребет флотилии башенные канонерские лодки прошли капитальный ремонт, первый с момента ввода в строй. Заодно, моряки перетасовали корабельную артиллерию. По проекту в концевых башнях лодок устанавливались шестидюймовые морские орудия, а в средних по паре 120-милиметровых.
Так как половина родной артиллерии уехала на запад, а после войны назад вернулось далеко не все, то речфлотовцам пришлось импровизировать. Благо все четыре башни на лодках, несмотря на разные орудия, имели одинаковые погон и подбашенное отделение. Башни просто переставляли с корабля на корабль. Так в оконечностях «Шквала» установили средние башни «Вихря». Результат получился впечатляющим: бортовой залп из восьми 120мм орудий делал честь крейсеру.
«Вихрь» в свою очередь получил вторую пару 152 мм пушек. Для «Шторма» шестидюймовок не нашли, в концевых башнях разместили крейсерские 130мм орудия в пятьдесят пять калибров. «Ураган» перевооружили по образцу «Шквала». На «Вьюге» стотридцатки поставили в средние башни. Остальные корабли вооружили по первоначальному проекту.
«Грозу» до сих пор не смогли привести в порядок. С двумя дизелями вместо четырех, без средних башен, без вспомогательного котла корабль был годен только для ближней обороны Хабаровска. Там его и оставили вместе с тремя древними вооруженными пароходами и несамоходной плавбатареей.
С неба донесся треск. Над Амуром шел гидроплан. Двухмоторная машина заложила круг над флотилией и пошла на снижение.
- Гонец прискакал на лихом коне – прокомментировал Пименов.
- Смотрите, «Ураган» в дрейф ложится.
Флагманский монитор отвалил вправо и сбавил ход. На мостике семафорили флагами.
- «Продолжить движение» – прочел капитан-лейтенант. – Это нам. Евгений Павлович, не забудьте проследить, чтоб Ваши люди ночью выспались. Утром будет жарко.
Командир «Шквала» убежал на мостик. Самолет тем временем приводнился рядом с «Ураганом». Летчик лихо развернулся на гребне волны и подруливал к борту канонерки. Доклад не занял много времени. Вскоре за кормой раздался знакомый стрекот моторов. Летающая лодка побежала по воде в туче брызг, разгоняясь перед взлетом. Вскоре она исчезла за изгибом русла.
«К гнезду полетел» - подумал Кожин. Там за кормой кораблей авангарда поднимается целый караван. Командир флотилии контр-адмирал Руденский повел в поход все способное немедля выйти из гавани и иметь ход больше пяти узлов. На реквизированных пароходах и баржах с буксирами везли целых три пехотных полка с артиллерией и всем имуществом.
В конвое шли «Шторм», три старые безбронные канонерки и шесть катеров. Это не считая «Сокольничьего» и вооруженных пароходов. Поход обеспечивали угольщик и нефтяная баржа. На пароходы погрузили боеприпасы, продовольствие, саперное снаряжение. При чтении грузовых ведомостей возникало стойкое ощущение, что Руденский не собирается возвращаться в Хабаровск до самого ледостава. Впрочем, ни для кого не было секретом – флотилия идет в Харбин. А там на Сунгари всякое может случиться.
Кожину было известно, походом по Амуру активность флотилии не ограничилась. «Вогул» и «Орочанин» вместе с тремя пароходами казачьей флотилии пошли вверх по Уссури. Кроме того, две башенные лодки вышли в поход неделю назад и сейчас должны подходить к Благовещенску.
У Благовещенска уже жарко. Перед отплытием телеграф принес тревожные вести об обстрелах города китайцами. Есть жертвы. Жалости и особой любви к косоглазым соседям русские на Амуре и раньше не испытывали. Жадный, диковатый, подлый народец. Уникальная способность китайцев превращать все вокруг себя в грязь, прожорливость и неразборчивость вызывали у людей закономерное чувство брезгливости. А специфические кулинарные пристрастия этого народа суть мерзость нечеловеческая.
Все достаточно пожившие восточнее Байкала сходились в одном: лучшие соседи это русские. С бурятами, тунгусами, маньчжурами и монголами вполне можно ужиться. Люди они с пониманием, с достоинством, если к ним по-хорошему, то лучших товарищей и не надо. Главное самому слабость не показывать и слово держать.
А что касается китайцев – так не так-то просто сказать о них хоть что-то хорошее. По крайней мере, у Евгения Кожина не получалось, хоть он прослужил в Хабаровске уже полгода и навидался китайцев в самых разных видах. Соли они и есть соли.
Вечерело. За весь день отряд не встретил на реке ни одного судна, ни одной лодки. Величественный Амур как будто вымер. Даже вездесущих китайцев нет. Мятеж заставил всех живущих с реки затаиться на берегу, со страхом и ненавистью глядеть из прибрежных кустов на корабли флотилии.
За час до ужина Кожин спустился к себе в каюту. Тесный железный ящик на два человека. Естественный свет из иллюминатора в подволоке. Даже днем приходилось включать лампы. Ужас? Нет. Целая каюта всего на двух человек. Если сравнить с кубриками нижних чинов и кондукторов – роскошное помещение.
- Как на палубе? – приветствовал Евгения его сосед Игорь Голицын.
- Погоды стоят весенние. Командира с мостика не согнать. Весна. Того и гляди, если не в дерево, так в плавучий остров въедешь.
- Амур это не Балтика. Говорят, сам Дмитрий Петрович первые годы о нашей навигации без боцманского загиба не говорил.
- На Балтике, если курс перебегают деревья, то ты сейчас на камни выедешь. Здесь не все так однозначно – поддержал Кожин. Сам он старался навигационными вопросами не утруждаться сверх необходимого. На то есть командир, штурман и лоцманы. Это их дело доставить корабельные башни куда надо, желательно одним комплектом вместе с погребами, дальномерами и постом управления. Однако, уже первый поход заставил и его задуматься о вопросах судовождения по рекам со сложной гидрографией.
Лейтенант Голицын отвернулся к стенке и вознамерился отхватить законный час сна до ужина. Кожин присел на столик и разложил писчие принадлежности. Как раз настроение и время черкнуть пару строк дорогой Лизоньке. Взяв в руки самописку, сняв колпачок и промакнув перо, Евгений задумался. А о чем писать?
Последнее письмо он отправил за день до похода. Что еще можно сказать и нужно ли говорить? Писать о китайском мятеже и стремлениях маршала Чжоу-Линя утвердиться на Амуре и взять под свою руку КВЖД? Старший брат Елизаветы Дмитриевны работает на железной дороге. Второй ее брат офицер, служит в Забайкалье. Что с ними? Не заденет ли будущих родственников этой войной? Лиза ведь будет беспокоиться, переживать за родных людей. Девушка она такая. Так стоит ли писать раньше времени?
Петербург далеко, там все видится совсем не так, как на местах. Сейчас и охрана железной дороги лучше, чем во времена недоброй памяти боксерского восстания. Будем надеяться, с Ваней ничего не случится, пересидит смуту в своем Цицикаре под защитой местного гарнизона. Впечатление он оставляет человека мирного, сугубо гражданского, геройствовать не стремится.
О Дмитрии и речи нет, ничего с ним не случится, даже если его дивизион бросят на подавление мятежа. Китайцы вояки еще те, только против безоружных колонистов и своих крестьян что-то могут. Дикарь остается дикарем, даже если его одеть в форму и всучить в руки магазинную винтовку.
Размышления мичмана прервал удар в корпус канлодки. Тряхнуло от души. Корабль остановился. Качка стихла. По ушам резанул протяжный ноющий стон стингеров. Еле слышный противный скрежет. Как железом по стеклу, или камнями по железу.
Лейтенант Голицын резво соскочил с койки. Пока сосед натягивал брюки, Кожин уже вылетел из каюты. В коридоре хлопали люки и двери. Люди как ошпаренные выскакивали из помещений и бежали к трапу. Евгений Кожин ввинтился в поток, умудрившись никого не толкнуть и не задеть. Тон дизелей тем временем сменился. Добавились свист, рев и глухие удары со стороны кормы. На палубе мичман остановил первого попавшегося матроса.
- Что произошло?
- На мель вылетели, господин мичман. Крепко засели.
Кожин перегнулся через леер. Из-под борта вырывались мощные струи мутной, смешанной с песком и илом воды. На мостике дали «полный задний» пытаясь сдернуть корабль с отмели. Это надо было так умудриться! До берега больше двух миль. Вокруг чистая вода. Вон, «Вихрь» спокойно обходит засевший «Шквал» по левому борту. В свою очередь «Буря» сбавила ход, подрабатывает задним и явно нацелилась на корму «Шквала». На баке копошатся люди, готовятся заводить буксирные концы.
Палуба под ногами дрогнула. Нос корабля высвободился из цепких лап местного водяного. Кожина шатнуло, он чуть было не потерял равновесие. От конфуза уберегли леер и старая добрая привычка хвататься за любой попавшийся трос или скобу. Надо же, не потерял навыки.
Корабль отошел кормой вперед на два кабельтова. Мотористы дали реверс. Тормозной толчок. Теперь вперед, обходя препятствие по широкой дуге. Дизеля деловито застучали, гоня «Шквал» вдогонку за «Вихрем».
Маленькое приключение отбило напрочь всякое желание возвращаться в каюту. Все равно, писать не получается, да и незачем. Евгений Павлович сам не знал, когда удастся отдать письмо почтальону. Явно не в ближайшие дни. Если все пойдет по плану, то следующим портом будет Харбин. А потому, не стоит забивать голову. Глубокие размышления к большим горестям.
- Мель на карте не отмечена? – поднявшись на мостик, мичман решил завязать разговор с Голицыным. Тем более, штурман выглядел наименее занятым офицером на мостике.
- Видите ли, Евгений Павлович, у нас мели наносят на карту, если они более трех лет на одном месте. В прошлую навигацию здесь был фарватер, а вон там, - лейтенант протянул ладонь в сторону китайского берега – должен быть большой остров.
- Деревья на два румба в корму, оно? – замечание касалось торчащих из воды в миле от канлодки кустиков. При ближайшем рассмотрении кустики превращались в густые ветви ветлы или тополя.
- Оно. Так и считай, вода на три сажени поднялась.
- И мы в высокую воду налетели на мель на фарватере?! – изумился Кожин. В свою бытность артиллерийским офицером на «Сибирском стрелке» он бы не поверил, расскажи ему кто такое. Даже несчетные финские шхеры с места на место не кочевали.
- В июне перед муссонами сам увидишь. Будет приличный песчаный гребень на уровне нашей мачты.
- Не будьте так уверены, Игорь Александрович, мы уже на обратном пути можем не найти эту мель, или встретить ее милях в трех в любую сторону – вмешался командир канлодки.
- Как Вы это объясняете, Александр Мстиславович?
- Увы. Не силен в естественных науках. Видимо, течения во время паводка постоянно меняются. Это умом не понять, это надо только принять как данность. Батюшка-Амур весьма изменчив. У нас говорят, Господь создал Амур чтоб испытать верных.
- Наш обоз отстал. Эту мель будут ночью проходить.
- Возьмут ближе к нашему берегу и проскочат. Я уже распорядился дать радио на «Шторм».
- Из Хабаровска что-нибудь передавали?
- Нет, мичман, в эфире тишина. Только наши переговоры с конвоем. Новостей из Харбина нет. Скорее всего, китайцы перерезали телеграфную линию, а радио из Харбина недотягивает. Ничего, поднимемся по Сунгари, сами посмотрим, что там творится.
- Знаю я там один кафешантан – мечтательно протянул Голицын. – Потрясающий шансонье и девицы чудно танцуют. Ноги выше головы задирают.
- Игорь Александрович, я уже один раз говорил. Повторю специально для Вас: кто из господ офицеров и нижних чинов подцепит трипер, увольнение на берег получит после ледостава. Будете причинным местом башенные орудия прочищать.
- Так точно. Разрешите выполнять?
- Нарушение формуляра по надзору и поддержанию в боеготовом состоянии корабельной артиллерии – не удержался Кожин. Он вполне освоился на корабле, привык к местным весьма либертарианским обычаям и не стеснялся ставить свое слово поперек старших по званию.
- Чистка канала ствола допускается только штатным банником.
- Уел, Евгений Павлович – хохотнул старший лейтенант Швайцер. Старший офицер тоже не стеснялся хорошей пусть и скабрезной шутки.
Голицын сделал вид что обиделся, отошел на левое крыло мостика и поднял бинокль.
- Так лучше, - проводил его взглядом Швайцер. – Распустили мы с тобой команду, Игорь Александрович.
- И не говори, Рихард Иванович. Штурман мели не бдит. За боцманской командой не следит. Ну, как мы на полном ходу в берег въедем? Орудия до сих пор в чехлах. Гальванеры в походе затеяли забаву – дальномеры раскручивают. Ну как на нас….
Дальше Евгений Кожин не дослушал. Вареный как рак он белкой метнулся на дальномерную площадку. Уже приготовился устроить хороший разнос, только открыл рот….
Линзы прибора зачехлены по-походному. На площадке унтер Колыванов и матрос первой статьи Денисов. Всё как и положено по расписанию. Причем до появления своего непосредственного начальника, явно больше глядели по сторонам, чем проявляли нездоровый интерес к вверенному им инструменту.
- Здорово, братцы – Кожин сурово оглядел морячков.
- Здравия желаем, господин мичман – оба встали навытяжку.
- Китайцев не видно?
- Нет. Что им на реке делать? Погранцов на нашем берегу видели. Это точно.
- Скоро смена вахты. Гаврилович, передаешь пост Задову и давай без вечерних посиделок на баке. Утром ты мне будешь нужен свежий и без сонной одури. Увижу красные глаза, спишу к чертям в мотористы.
- Не беспокойтесь, господин мичман. Все исполним, как положено.
Немного помявшись, Колыванов спросил: - Завтра бой будет?
- Будет или не будет, один Господь ведает. Но быть готовыми мы обязаны.
- Не пропустят нас макаки. Рупь даю, простите, господин мичман, на пути встанут. Это такой народец, раз бунт подняли, сами не успокоятся.
- Будем драться – губы Кожина тронула легкая усмешка.
- Не беспокойтесь. Ребятам сам накажу: все будем в чистом, по первому сроку.
- Добро. Постараемся не подвести нашего флагмана.
На закате флотилию догнал тяжелый гидроплан. Самолет незнакомый. В Хабаровске и Благовещенске такие точно не базировались, не говоря уже о летных отрядах Забайкалья. Серебряные молнии в черных кругах на крыльях машины говорили о подчинении сухопутному армейскому командованию. Флот всегда обрамлял молнии Андреевскими крестами. Гражданские самолеты несли триколоры на килях и плоскостях.
Пока на кораблях гадали, кого к ним принесло, гидроплан сделал круг и сел на воду прямо по курсу кораблей. Приводнившись, самолет пошел навстречу «Урагану». Из салона летающей лодки на палубу канонерки вышел сам личный порученец императора генерал генштаба Сергей Марков. Он уже как неделю являлся самым большим начальником на всем пространстве от Байкала до Сахалина с отчетом только перед императором. Видимо, рейду флотилии уделяется большое значение, раз сам Марков прилетел. Ведь только вчера от него приходили телеграммы из Благовещенска, где генерал лично организовывал оборону силами разрозненных частей, казаков и ополчения.
Прибытие главнокомандующего не задержало флотилию. Гидроплан, это был вооруженный пассажирский «Маринер», зацепили буксиром к корме «Урагана». Летчиков проводили в кают-компанию, куда расторопный кок уже тащил тарелки с камбуза. Маркова и двух его адъютантов разместили в офицерских каютах. На канлодках только с облегчением вздохнули, выяснив что, штаб округа остался частью в Хабаровске, а частью в Благовещенске. Иначе тяжело бы пришлось подыскать на кораблях место под такую ораву. Шли с полным штатом, дополнительно приняв на борт по взводу пластунов.
Теперь если кто и не был уверен в неизбежности боестолкновения, то теперь все сомнения рассеялись. Уж кто-кто, но Марков славился как бескомпромиссный любитель решительных действий и силовых решений. Впрочем, солдаты его любили.
Ночь прошла без приключений. В голове колонны держались бронекатера, обшаривавшие водную поверхность прожекторами. Сигнальщики до рези в глазах всматривались в волны, выглядывали отмели и островки, которыми изобиловала река. В кильватере держались канонерские лодки.
Утром отряд приблизился к большому острову в устье Сунгари. В бинокли наблюдали китайские пикеты на правом берегу Амура. Да, места обитаемые. С кораблей видны деревеньки и отдельные домики, поля и выгоны. Несмотря на раннее утро, китайцы и маньчжуры, а сам Господь издали не отличит одних от других, не спят. Местами поднимаются дымки. Под берегом тянут сети рыбачьи лодки.
Благолепие нарушила частая орудийная пальба. Звук шел со стороны Сунгари. На кораблях пробили боевую тревогу. Противный, леденящий кровь звук сирен сорвал людей с коек, заставил впопыхах одеться и бежать по коридорам и трапам по местам. Через три минуты на «Шквале» протрубили к подъему флага.
Мичман Кожин с довольным видом расхаживал по дальномерной площадке. Морячки деловито стягивали брезентовые чехлы со стволов. Из башен и погребов докладывали о готовности. На посту управления огнем сводили стрелки приборов. У дальномера за спиной мичмана застыли четверо гальванеров. Как и обещал Колыванов, все в парадной форме, но не бритые. Ранняя тревога спутала все карты.

 Отправлено: 24.02.19 17:44. Заголовок: Стрельба приближалас..

Стрельба приближалась. Судя по звуку, огонь вели из полевых пушек. Частая сполошная пальба. Раз в две-три минуты доносилось басовитое взрыкивание гаубицы. Из-за мыса выскочил колесный пароход. Из трубы валил густой угольный дым. Плицы колес яростно били по воде. От носа расходились буруны.
- Наш идет – заметил кондуктор, не отрывая лица от каучуковых обкладок окуляров дальномера.
Видимо, разглядел в оптику флаг. А может быть имя на борту.
- Рощуковская «Софья» - прокричали с мачты. Наверх перед боем отправили самого глазастого и молодого сигнальщика. Дмитрий Хватов начал службу с юнги в 14 лет. Взяли три года назад мальца на флот по личному приказу командира флотилии. Сирота, родителей и сестер с братом в Маньчжурии местные убили, сам чудом добрался до Амура, там паренька и нашли моряки со «Орочанина». Как такого бросить?
Вслед за «Софьей» на реке появился винтовой пароход. Орудия на баке и юте судна вели частый огонь. Сам пароход горел. Кормовая надстройка обвалилась. Хорошо заметен крен на левый борт. Вокруг парохода поднимались всплески. Корабль вел бой с серьезным противником.
«Ураган» увеличил скорость и повернул навстречу пароходу. Катера обогнали флагмана. «Шквал» держался на траверзе «Урагана». Остальные две канонерки вытягивались вслед за мателотами. При этом «Вихрь» понемногу, но отставал.
- К бою! – резкая команда с мостика.
- Башни, доклад. Наводка, доклад – Кожин не узнал свой голос. Жесткий, металлический, словно совсем другого человека.
- Первый готовность подтверждает – почти сразу ответили в телефонной трубке.
- Второй готов.
- Четвертый готов.
- Третий подтверждает. Углы закрыты – отрапортовали с запозданием.
На амурских канлодках средние башни разнесены по бортам. Сейчас орудия правой бортовой смотрели через палубу на левый борт.
- Третий, угол ноль. Повторяю, на ноль.
Взвыли моторы. Башня повернулась, нацелив орудия точно по курсу. Стрелять с таким углом нельзя, пороховыми газами снесет вентиляционные грибки на палубе и повредит мостик. Однако, Кожин не знал, на какой курс в следующий момент ляжет корабль. С мостика тоже новых команд не поступало.
- Это «Аргунь» - заметил гальванер.
- Железнодорожная флотилия?
- Она самая. Видите, мостик закрытый и краны на баке на площадках вынесены? Ни с кем не спутаешь.
С «Урагана» замигали прожектором. Приказ идти полным ходом в Сунгари. Построение колонной.
Харбинский пароход уже вышел из устья. На «Аргуни» явно не спешили менять курс, расчет понятен: пройти по большой дуге и поставить между собой и преследователем бронированные канонерки. С навигационного мостика «Аргуни» сигналили флагами.
«Три китайских пирата. Веду бой. Прошу помочь» - прочитал Кожин, он еще не забыл флажный семафор.
На безымянном острове замигали вспышки. За кормой «Аргуни» поднялись всплески. Китайская батарея дала о себе знать. Не слишком серьезно, явно полевые трехдюймовки. Однако для вооруженного безбронного парохода и этого может хватить. Дистанция три-четыре кабельтова. Даже удивительно, как китайцы умудрились промазать.
- Беглый огонь по батарее!
- Дистанция и угол! – мичман повернулся к гальванерам.
- Девятнадцать! – выпалил Колыванов почти одновременно с офицером.
- Первая и третья, огонь по готовности!
Ответом был залп носовой башни. В правой чуть замешкались. Почти одновременно отработали пушки «Урагана». Русские стремились если не уничтожить, то подавить батарею. Снаряды легли с большим разбросом. Следующий залп пошел кучнее, наводчики определились по углу. Над островом поднялись грязные с огненными прожилками кусты разрывов.
После пятого залпа на мостике «Урагана» поняли, что корабли сбивают пристрелку друг другу. Флагман задробил стрельбу. Семафором передали приказ «Шквалу» продолжить обстрел. «Буре» держать под прицелом правый берег. «Вихрь» отрядили по помощь «Аргуни». Пароход горел и садился бортом одновременно. Смельчакам сильно досталось. На «Софье» сообразили что, опасность миновала, сейчас китайцам будет точно не до них. Пароход сбавил ход, развернулся, пустив колеса враздрай, и направился к «Аргуни». На баке купца собирались люди, разматывали пожарные шланги.
Огонь с острова прекратился. Мощный артналет произвел на китайцев сильное впечатление. Тот самый случай, когда погнался за ланью, а напоролся на тигра. В бинокль хорошо были видны перепаханные позиции полевой батареи, разбитые и брошенные орудия, разбегающиеся солдаты.
Канонерка вела беспокоящий огонь. Все четыре башни работали самостоятельно. Практически пистолетная дистанция позволяла. С дальномера и поста центральной наводки только своевременно передавали в башни расстояние до целей.
- Орудиям дробь! – донеслось с мостика.
Мичман Кожин на автомате отрепетировал команду в трубку. Постреляли на славу. Три десятка снарядов изрядно проредили деревья и повыкосили заросли ивняка на острове. О китайцах и речи нет.
Бой на реке между тем разгорался. Русские кононерки втянулись в устье Сунгари. «Ураган» развернулся бортом и обрушил полновесные залпы на вражеские корабли. К нему присоединились оба бронекатера, взявшие на прицел вооруженный пароход. В отличие от вооруженного мощными морскими орудиями флагмана, на катерах стояли только горные короткоствольные трехдюймовки. Однако, плохая баллистика орудий компенсировалась хорошей подготовкой артиллерийской прислуги. Снаряды ложились у бортов китайской посудины, осколки исправно рвали обшивку и прореживали команду.
Оба противника «Урагана» недолго продержались под русским огнем. После первых попаданий, желтолицые и узкоглазые дети природы предпочли отойти вверх по реке. Отступление быстро превратилось в бегство. Разумеется, китайцы отстреливались из кормовых орудий, но результативность этого огня оставляла желать лучшего.
«Ураган» провожал китайцев снарядами до тех пор, пока те окончательно не скрылись за вторым поворотом реки. А тем временем две башенные лодки засеивали фугасами правый берег вместе с портом и городом Лахасусу. На берегу и в окрестностях города наблюдалось заметное оживление. Засевшие в полевых укреплениях китайцы азартно палили в сторону реки. Ружейно-пулеметный огонь с такой дистанции особой результативности не имел, но и приятного в этом было мало. Обнаружилась у дзяолинцев и артиллерия.
Давно набившая оскомину истина – ни один план не пережил начало атаки. Сегодня все посыпалось еще до того как командующий флотилией объявил план операции. Дело не в генерале Маркове. Личный представитель не считал себя компетентным в деле командования корабельными соединениями. Как он со смехом признался, контр-адмиралу Руденскому: «Увы, не отличу дизель от паруса. Лучше Вы сами, Дмитрий Петрович, со своими дредноутами управляйтесь». С самого утра все пошло не так.
Как потом рассказывал капитан-лейтенант Пименов, по словам офицеров «Урагана», командующий был в сильном расстройстве, когда понял, что все его планы и наработки пошли коту под хвост. Дерзкий прорыв «Аргуни» и «Софьи» смешал все карты, и не только амурцам, но и противнику.
Руденский собирался оседлать устье по всем правилам флотоводческого искусства. Блокировать фарватер башенными канлодками. Дождаться транспортный караван. Высадить пехоту на берег. Провести воздушную разведку. И только затем вдумчиво и методично со всем русским размахом перетереть китайскую дивизию в пыль комбинированным ударом с воды, суши и воздуха.
Не получилось. В бой ввязались сходу. Вражеские корабли не стали состязаться с русскими в открытом бою и драпанули вверх по течению. Гидропланы с синими крестами на крыльях появились над Лахасусу только тогда, когда город уже горел, а солдаты маршала Дзолиня уже начали разбегаться по окрестностям. О пароходах с войсками и говорить нечего, подтянулись к шапочному разбору.
«Шквал» вошел в устье Сунгари следом за флагманом. В задачи корабля входило подавление целей на левом берегу. Чем артиллеристы и занялись со всем старанием и здоровым энтузиазмом.
- Третья. Вторая. Скопление пехоты. Шестьдесят градусов. Дистанция восемь кабельтовых.
- Четвертая. Перенести огонь на мыс.
Мичман Кожухов одной рукой держал бинокль, второй прижимал к уху телефонную трубку. Его охватил охотничий азарт. Четыре башни работали по его командам. Гул орудий. Вырывавшиеся из стволов струи дыма. Грохот и рокот разрывов на берегу. Вздымавшиеся к небу кляксы разрывов. Летящие во все стороны обломки, камни, бревна. «Шквал» шел по реке как ангел разящий, щедро одаривая берег сталью разящей.
Изредка к голосу башенных орудий примешивались стакато пулеметов и частое покашливание скорострелок. Стрелки рубили стальными струями по берегу. Любые попытки организованного сопротивления подавлялись сразу. У стрелявших в сторону кораблей, макак не было шансов.

На мостике не вмешивались в работу артиллериста. Пименова больше заботили не китайцы, а скрывавшиеся под мутными водами мели.
Протяжный свист. У борта корабля поднялись два столба разрывов. Потоки воды обрушились на палубу. Жалобно звякнули осколки. Пулеметчик на крыле мостика невольно пригнулся за щитом. Его помощник здоровенный детина беззлобно выругался, протирая лицо рукавом бушлата.
- Площадка! Не зевать. Задавите их к чертям собачьим!
- Есть, задавить чертей – отозвался Кожин. Сам он в этот момент лихорадочно обшаривал берег через окуляры бинокля.
- Где они?
На берегу было весело. Все четыре башни били вразнобой по назначенным им целям. Артиллерийскому офицеру достаточно было назначать цели и следить, чтоб башенные командиры не слишком увлекались стрельбой по одиночным китайцам. Снарядные погреба не бездонны.
За гулом залпа второй башни мичман не расслышал свист очередной пары китайских снарядов. Два пенных столба выросли в кабельтове по левому борту. На этот раз противник дал перелет.
- Откуда они бьют?!
Основная масса китайцев на берегу залегла или попряталась в ивняке над урезом воды. Два хутора в пределах видимости раскатаны снарядами. Выжить там было невозможно. Четырехорудийную полевую батарею накрыли на опушке, когда та только разворачивалась. Хорошо приложили, одним махом. Артиллерийские повозки и прислугу разметало, как мусор.
На поросшем редким лесом прирусловом валу рвались снаряды. Редкий беспокоящий огонь по разбегающимся солдатам.
На мостике переложили руль на левый борт. Третий залп лег с недолетом. Маневр сбил наводку своим орудиям. Вторая и третья башни замолчали. Зато сигнальщики углядели шевеление за мысом в полутора милях вверх по течению.
- Всем башням! Всем башням, 75 градусов. Дистанция….! - Кожин вовремя сообразил, что маневр ставит цель под бортовой залп.
- Репер одинокая сосна. Беглым!
Первой открыла огонь носовая башня. Не дожидаясь указаний с вычислителя. Перелет. На мостике догадались отработать задний ход. Корабль на минуту замер на месте. Следующие снаряды легли кучнее и ближе к цели. Берег содрогнулся от тяжелых ударов.
- Первая, задержка! Передаю на центральный пост.
Мичман переключил телефон на линию связи с постом наводки. Бросил в трубку короткую команду. Дождался ответа. Всё. Теперь вся ответственность за наведение башен легла на двоих кондукторов, склонившихся над аппаратурой в бронированном отсеке под рубкой.
Углы и дистанция от дальномера. Поправка на курс, постоянное смещение. Все четыре башни поворачивались. Гудели электромоторы приводов. Стволы шевельнулись. Стрелки на приборах сошлись. Залп.
Первая и третья башни выстрелили одновременно. Через три секунды отработала вторая. В четвертой задержались с заряжанием. Затвор правого орудия сыто чавкнул, запирая унитар в канале ствола. За эти секунды оси орудий сместились относительно цели. Башня довернулась на полградуса. Залп.
Противник успел отстреляться. С мостика видели вспышки и облачко дыма. И тут в песчаный гребень мыса врезались снаряды «Шквала». Три взрыва слились в один. Два снаряда прошли над головами китайских артиллеристов и подняли красивые, но бесполезные фонтаны воды и песка на мелководье. Снаряды четвертой башни ударили с опозданием. В момент их взрыва в воздухе гудели фугасы нового залпа.
Русские перешли на беглый огонь. За считанные минуты мыс буквально перепахало и вывернуло наизнанку. Тротил рвал и метал землю. Все пространство перед и за батареей покрылось воронками. Гребень мыса прорезала глубокая впадина. Сами орудия уцелели, их только засыпало землей. Чего не сказать о людях.
- Задробить стрельбу – мичман Кожин даже не смотрел в сторону уничтоженной батареи, его глаза следили за опушкой леса, на которую выбегали цепи людей в форме. К китайцам подошло подкрепление.


Командир маршевого батальона с самого утра гнал своих людей по раскисшей грунтовке. Уважаемые господа из штаба дивизии требовали еще вчера выйти к Лахасусу и готовить противодесантную оборону. Необходимость оправдываться за задержку майора Шу Цзе не беспокоила. У него слишком хорошие отношения с генералом Бо И, чтоб переживать из-за недовольства тупого необразованного мужлана, пригревшегося на месте начальника штаба дивизии.
Майору не улыбалось провести очередную ночь в палатке или вонючей хижине дикого маньчжура. Нет места красивые, богатые, но жить здесь не для цивилизованного человека. Слишком дико, слишком всего много, слишком глухие леса, большие пространства и почти нет настоящих людей.
Нет, варвары полезны. Сам Шу Цзе постоянно покупал опиум у длинноносых варваров. Глупцы совершенно не умели торговать. Они продавали прекрасный белый опиум в три раза дешевлее, чем он стоит в Макао или Тайпине. И как только не разоряются? Или одни разоряются, а на их место приходят новые дикари? Шу совершенно не различал длинноносых. Все белые на одно лицо.
Батальон уже подходил к Сунгари. Майор Шу рассчитывал успеть найти себе и приближенным офицерам подходящий дом в городе. Лахасусу городок бедный, но даже здесь на краю света живут люди. Если не говорить о градоначальнике, в городе много купцов, разбогатевших на торговле с русскими. Хороший человек не откажется открыть двери для майора армии маршала Чжана. Время такое, дружба военного дорого стоит.
Все изменила далекая канонада. Заслышав звуки боя, майор приказал ускорить марш. Первыми к реке должны выйти стрелковые роты и две артиллерийские полубатареи. Обоз отстал. Не страшно. Как смогут, так и доползут до реки.
Встреченные на дороге беглецы с Сунгари только разозлили майора Шу. Грязные и трусливые собаки. Бросили своего офицера при первых выстрелах канонерок. Сам командир батальона не опасался русских канонерок. Флотилия КВЖД это вооруженные пароходы с полевыми пушками на палубах. Фарватер Сунгари насквозь простреливается ружейным огнем. На реке не укрыться от пулеметов и орудий.
Бой идет уже долго, судя по реву и грохоту, огонь ведут мощные дивизионные пушки. У маньчжурской армии были такие. Значит, русским приходится не сладко. Батальон майора Шу подойдет в нужный момент, когда канонерки уже разбиты снарядами, команды выкошены пулеметами. Самое то, чтобы поучаствовать в захвате поврежденных пароходов.
- Майор, город горит – лейтенант Вей подбежал к спешившемуся комбату. Командир авангардного взвода держался хорошо.
- Русских много больше десяти кораблей. Ведут сильный огонь.
- Что с береговой обороной? Наши батареи на той стороне?
- Оборона разбита. Я видел солдат из 17-го полка. Они разбегаются.
- К собакам трусов. На этом берегу есть наши батареи? – лицо майора исказила гримаса. Дурак Вей не понимает, солдаты ничего не стоят. Расходные пешки.
- Наших батарей нет. Я не видел, чтоб кто-то стрелял по русским.
- Тогда?!
За лесом громыхнуло. Еще и еще. Как будто гроза гремит.
- Это русские стреляют.
- Остановить марш. Развернуться и выслать еще разведку – приказ касался собравшихся вокруг майора офицеров. Ротные и командиры подразделений предпочитали держаться поближе к комбату, перепоручив командование на марше смышленым и преданным сержантам.
Распоряжение запоздало. Две роты уже выходили на открытое пространство. Прямо под прицел орудий русских канонерок. На разворачивающиеся цепи упали первые снаряды. Короткого артналета хватило, чтоб превратить организованную часть в обезумевшее от паники человеческое стадо.
Мичман Кожин молча курил у кормовой скорострелки. Вытянув одну папиросу, он сразу зажег вторую. Вкус табака совершенно не чувствовался. Глаза Евгения неподвижно смотрели на испещренный воронками мыс на противоположном берегу.
Желтое солнце клонилось к лесу за Сунгари. Заканчивался нескончаемый день. Воняло солярным выхлопом, порохом и гарью. С пришвартовавшегося к соседнему причалу «Святителя» сгружали полковые пушки и автомобили. Пехота сбегала на берег по трапу. Над причалами летела маршевая «По долинам и по взгорьям..».
- Вечер. Хорошо-то как – вздохнул Кожин. Этот бесконечный день вымотал мичмана как никогда в жизни.
Весь бой Евгений провел на мостике и дальномерном посту. Вроде, ничего особого не делал, управлял башнями, следил чтоб артиллеристы не увлекались пальбой по отдельным китайцам, следил за поправками, а устал так, что за ужином кусок в горло не лез. Поковырял вилкой кашу с тушенкой и отодвинул.
Надо бы радоваться, первый бой, серьезное сражение с береговой крепостью, успешный десант, при этом на флотилии только трое раненых. Все живы. На кораблях серьезных поломок нет. Победа, но настроение не так чтоб очень. Вон, на берегу пехтура гробы сколачивает. Кому-то из десанта не повезло.
Да, Кожин сам видел, как пехотный взвод попал под плотный ружейный огонь на окраине Лахасусу. Китайцы отстреливались из глинобитных домишек. Городок азиатский, застройка такая, что черт ногу сломит, улочки узкие, кривые, везде глухие заборы. Наши в сам город особо и не лезли, прошлись по окраинам, а центр подстригли огнем с канонерок. Вон, до сих пор горит. Пименов обмолвился, командование собирается зачищать город на рассвете. Специально дают макакам время сдриснуть в гаолян.
Десант захватил причалы, припортовые склады, нефтяные резервуары. Выставили заслоны на прилежащих перекрестках. Сам город обошли. Высаживались то широким фронтом, везде, где берег позволял. Последние роты до сих пор сгружают. Видимо, командование собирается по-настоящему оседлать устье Сунгари, превратить китайский городок в нашу постоянную базу.
- О чем задумался? – лейтенант Голицын легонько толкнул Кожина в бок. – Твои сегодня чудеса творили. Я и не думал что, можно так батарею вместе с мысом срыть.
- Можно – вяло отмахнулся Евгений. Отправив щелчком окурок в волны он бросил в пространство: - Знаешь, мы на Фугдин этой ночью отходим, или дадут до утра отдохнуть?
- Так вот о чем. Знаешь, Евгений Павлович, хороший ты артиллерист, а вот с вождением флотилии не знаком. Сам посмотри, наш караван вчера по всему Амуру растянулся. С «Святителя» и «Пятого» вон только сейчас люди сходят. Вон, видишь, еще трое пыхтят – Голицын показал рукой на медленно выгребающие против течения колесные пароходы. Эта троица порядком задержалась, пришли последними. Следом за ними шла старая канонерка «Уйгур» или «Бурят». Старые слабосильные машины не позволяли держать против течения больше трех узлов.
- А разве Марков не потребует бросить к Фугдину бронированную речную кавалерию, то есть нас? Сегодня то хорошо получилось.
- Ты не знаешь, как Руденский рвал и метал, когда мы в бой втянулись. Мне товарищ с «Урагана» рассказывал.
- А Марков?
- Что Марков, он дал команду: закрепиться в устье Сунгари и подняться до Харбина. Это всё. На реке командует Руденский. Сам знаешь, наш комфлот импровизировать с лихими рейдами по тылам не будет.
- Так сколько у нас дней до похода?
- Сам посчитай. Дня три пехота провозится с городом. Высаживаем десанты на острова. Помнишь, китайская батарея с русского острова отстрелялась? Только затем Руденский сформирует отряд, и мы медленно двинемся вверх по реке. На переход один день, ночью транспорты не пустят, иначе половина на мелях застрянет, быстрее тех черепах мы не пойдем. Вечером под Фугдином высаживаем пехоту и казаков. За ночь они попытаются выйти на позиции. Дороги, сам видишь, раскисшие. Артиллерию до самого утра будут на руках таскать. Потом выяснят, что немного заплутали и не там поставили.
- И вся огневая поддержка ляжет на флотилию – поддержал Кожин. – У нас со стрельбой по закрытым целям плохо получается. Без корректировки лепим примерно в сторону противника.
- Еще задержка. На аэропланах раций нет. На налаживание связи и взаимодействия потратим все утро. Раньше десяти атаку не начнем. Китайцы к тому времени успеют приготовиться, выяснят все наши передвижения и планы. В общем, все решим как сегодня, десантом на причалы.
Что характерно, Голицын ни словом не обмолвился о кораблях китайской флотилии. Кожин внутренне с ним согласился. Он для себя отвел на решение этой проблемы полчаса боя. Это с учетом того что, половина русских кораблей будет обстреливать берег или болтаться у плацдармов, демонстрируя пехоте готовность поддержать калибром.
- Хорошо ты все расписал. На Харбин тем же составом пойдем, со всем обозом?
- А вот здесь не знаю. Флагман и так, и так может решить. С одной стороны нам надо как можно быстрее дойти до города, с другой стороны одними кораблями Харбин не защитить, пехота нужна.

 Отправлено: 24.02.19 17:44. Заголовок: 19 мая 1925. Утром Е..

19 мая 1925.
Утром Евгений проснулся бодрым и отдохнувшим. Великое преимущество молодости. На ночные вахты его сегодня не ставили, отдуваться пришлось другим офицерам. Так что после подъема флага мичман Кожин был полон энергии и желания навести идеальный порядок в своем четырехбашенном хозяйстве.
Как раз утром выяснилось, не всех вчерашние авралы вымотали до изнеможения. Несколько наиболее шустрых матросиков на заре прошвырнулись в город на предмет инвентаризации, что где плохо лежит. Вернулись на корабли к подъему флага не все. В частности ватагу удальцов с «Шквала» на обратном пути перехватил казачий пикет. Четверых нижних чинов во главе с кондуктором Львом Задовым доставили в порт под конвоем и сдали на руки старшему офицеру канонерки.
Дело могло принять нехороший оборот, нарушение приказа в боевой обстановке, самовольное оставление корабля, не говоря уже о мародерке. Впрочем, виновников от последствий спасла та самая боевая обстановка.
- Со своими больно не зверствуй, Задову зад не рвать – в категоричной форме потребовал от Кожина Рихард Швайцер, когда они остались в кают-компании один на один.
- Наряды отработает в Харбине – кивнул мичман.
Сам он отнесся к происшествию больше как к курьезному недоразумению. Да, пробанить насквозь обоих гальванеров нужно, с мотористов пусть механик стружку снимает, но без мордования и издевательства. Главное, все вернулись живые, здоровые и трезвые.
При здравом размышлении, разнос Кожин устроил на баке, перед построением своей гальвано-артиллерийской части. Матросу первой статьи Дубровину три ночные вахты вне очереди, кондуктору Задову пять. Обоим месяц без берега.
Оба штрафника вздохнули с облегчением. Как раз из раскрытых люков машинного отделения доносился грозный рев лейтенант-механика Иевлева, дед распекал свою пару незадачливых ходоков. Сергей Иванович подошел к наказанию с выдумкой.
- Обоим. Щетки в зубы и чистить выхлопную трубу. Чтоб блестела! Чистите утром после подъема флага и вечером. Каждый день, пока не увидите над головой Харбинский мост. Выполнять! Бегом.
Через минуту два матроса выскочили на палубу и полезли по скобам на трубу. Утро началось. Невольно заглядевшись, Кожин подумал, а не стоило ли и своих ахаровцев отрядить на приборку подбашенных отделений. Да, нет. Не стоит. Кардинальную уборку мичман запланировал на завтрашний день. Тем более, Задову и без того найдется дело. Речфлотовец он хоть и шебутной, глаз да глаз нужен, но руки из нужного места растут и голова светлая. Не зря до кондуктора дослужился. Ему сегодня вместе со всеми гальванерами электрическую часть налаживать. Вчера на последних залпах Кожин подметил что, прибор центральной наводки сбоит, два залпа явно ушли чуть выше цели. Если освободятся до спуска флага, можно будет отправить людей прочистить и смазать шкворни прожекторов. Их последний раз еще в Хабаровске смотрели.
- Все всё поняли? Вольно. Разойтись.
Евгений Павлович догнал Задова.
- А тебя, Лева, я попрошу остаться.
Отведя кондуктора за левую башню, Кожин поинтересовался:
- Так как же вы мимо китайцев проскочили?
- А нет там солдат, господин мичман. Мы до самого купеческого квартала дошли. Вначале задами, за заборами шхерились, потом в один дом заглянули, в другой. Нашли две брошенные пушки. Их прямо в фанзы затащили, да так и оставили.
- Точно никого?
- Как есть. Сбежали вояки. Мы видели, как местная голытьба с позиций снаряды утаскивает.
- Интересно. Да, куда же им снаряды без пушек? – искренне изумился мичман.
- Продадут. Это такой народ, всё тащит. Всё, что могут тянут. Что не могут, распиливают, раскручивают и по кусочкам уносят.
- Сами что-то нашли?
- Совсем ничего. Брошенные дома уже разграблены, видно, там не только ночью шуровали. Те кто не сбежал, заперлись. Мы уж шуметь не стали, по-тихому. Видимо, жирные купцы с охраной на сундуках сидят. Так без шума не взять – Задов глубоко вздохнул. По лицу было видно, жадность местных торгашей задела Леву за живое. Вот ведь, не хотят делиться.
- Значит, город пустой. Не повезло тебе, кондуктор Задов. Как сказано, до Харбина без берега.
Именно эта часть наказания оказалась самой суровой. Выходец из нищего местечка близ Львова с детства мечтал найти клад и разом разбогатеть. Ради этого Задов и рванул с утра в самоволку. Надо сказать, он в этом был не одинок. Фраза: «Три дна на разграбление» - находила отклик в сердцах простых матросов и солдат даже не будучи произнесенной.

На следующий день мичман Кожин сам оценил все прелести прогулки по взятому на штык городу. Защитники Лахасусу частью организованно отступили, частью разбежались. Русское командование успело сообразить что, для обороны устья Сунгари от неорганизованных толп трех полнокровных полков очень много. Подход же кадровых частей заблаговременно обнаружится воздушной разведкой и казачьими патрулями. Весенняя распутица палка о двух концах. Китайцы должны от нее страдать больше русских, оседлавших Амур и Сунгари.
Уже утром 20-го мая командиры Читинского и Зейского полков занялись погрузкой артиллерии, автомобилей и полкового имущества на транспорты. Не сказать, чтоб солдаты обрадовались. Только с авралом сгружали все на берег, галопом оборудовали позиции, тащили артиллерию по разбитым в усмерть дорогам, и на тебе! Нормальные окопы отрыть не успели, только-только расквартировались по относительно целым домам, и на тебе! Всё обратно в порт тащить и грузить на пароходы.
Если же учесть что, на все Лахасусу было только два чахоточных портовых крана, работать больше приходилось судовыми кран-балками, то легко себе представить всю степень раздражения, охватившего солдат. Обычно в Маньчжурии и Китае на погрузку нанимали многочисленных местных кули. Стоили они дешево, о трудовых законах и профсоюзах слыхом не слыхали, грузы таскали как муравьи, с успехом заменяя дорогие и капризные автомобили. Да вот, именно с дешевой местной рабсилой в Лахасусу именно сегодня не задалось. Бегство населения из города продолжалось. Вербовщикам удалось нанять только полторы сотни китайцев, которых поставили на бункеровку пароходов.
Зато на кораблях флотилии полный ажур. Одного дня хватило чтоб, навести порядок после перехода и боя. Успели даже принять в погреба снаряды взамен щедро раскиданных по городу и китайским позициям. Исключение многострадальная «Аргунь». Вооруженный пароход наскоро латали после боя.
Командир «Аргуни» лейтенант Свершников намеревался принять участие в походе на Харбин. Из этого возник любопытный казус. Не смотря на развевающийся за кормой Андреевский флаг, «Аргунь» никогда не входила в состав русского флота. Корабли охранной флотилии, равно как и корпус железнодорожной стражи имел весьма интересный статус коммерческой охраны железной дороги, хотя при этом служба на флотилии засчитывалась в стаж, как на Императорском Флоте.
Так вот, контр-адмирал Руденский не мог приказывать лейтенанту Свешникову. С другой стороны, последним полученным приказом Свешникова было: патрулировать нижнее течение Сунгари, действовать по обстоятельствам. При этом оба хорошо понимали, они на одной стороне, при всех ведомственных разногласиях первой задачей стоит подавление мятежа возомнившего о себе туземного вождя. Хотя Руденскому не улыбалось включать в отряд корабль с независимым командиром. Мало ли как повернется.
Однако, боевые повреждения мешали «Аргуни» отчалить раньше, чем через четыре дня. К атаке на Фугдин он не успевал. Потому, Руденский с чистой совестью предложил Свешникову идти вверх по реке самостоятельно, будучи готовым поддержать огнем канонерки флотилии. Решение устроило всех. А уже затем, Руденский попросил командира «Аргуни» взять на борт две роты Зейского полка. На просторных палубах парохода могло уместиться и больше народу, но с учетом того, что третий Сибирский должен был идти на Фугдин пешим маршем, часть пароходов высвобождалась. Командование собиралось оставить эти суда на Амуре и наладить переправу свежих войск в Лахасусу. Как раз на нашем берегу стягивались казачьи сотни, а на ближайших станциях ссаживались два пехотных полка.
Мичман Кожин не знал, что там решалось в адмиральской каюте «Урагана». Большая стратегия не его уровень. Утром 20го мая Евгений Павлович радовался грядущему увольнению на берег. Погода великолепная. Над головой чистое небо. Команда строится на палубе. Все уже знают, Пименов расщедрился на увольнения для двух третей команды.
Красотень! Только немного портит картину приглушенный гул канонады. «Шторм» и три вооруженных парохода на рассвете ушли вниз по реке обеспечивать высадку казаков на острова. Судя по интенсивности стрельбы, китайцы на островах нашлись. «Шторм» в позавчерашнем бою не участвовал, и сегодня его артиллеристы спешили наверстать упущенное.
Капитан-лейтенант Пименов, заложив руки за спину, прохаживался перед строем. На лицах офицеров, унтеров и нижних чинов читалось предвкушение увольнительной. Вроде, совсем недавно вышли из Хабаровска и уже соскучились по берегу. Гм, причина понятна, на борту канонерки работа всегда найдется, старший офицер никому без дела сидеть не позволит, а увольнительная это все же отдых.
- Еще раз напоминаю. На окраине идут бои. В городе прячутся бандиты и недобитки Дзолиня. Местное ворье готово глотку перерезать за медную монету и новенький бушлат. Посему, увольнение только командами с офицером во главе. Старшего и кондукторов слушать, как мать родную. От своих не отбиваться. Кто потеряется, пеняй на себя, лучше этому сукину сыну на «Шквал» не возвращаться, а сразу в арестантскую роту проситься.
- Сходить на берег без оружия запрещаю. Лейтенант Чирков выдаст карабины из крюйт-камеры. С армейскими патрулями ссор не затевать. Местных зря не обижать – Пименов погрозил кулаком. – Себя в обиду не давать.
Списки зачитал лейтенант Швайцер. Повезло не всем. Со штрафниками без берега осталась треть команды. Впрочем, мало кто расстроился. Надеялись наверстать в Харбине и не стоянках по пути.
После команды «Вольно. Разойтись», люди скучковались вокруг своих офицеров старших команд. Евгению Кожину дали его же артиллеристов и гальванеров. Всего три десятка счастливчиков. Мичман сразу назначил старшими двух кондукторов, жестко предупредил: спрос будет с них.
- Почую от кого запах, шкуру спущу.
- Ни в коем разе, господин мичман – степенно ответствовал Архип Колыванов. – Разрешите за трехлинейками идти?
- Выполняйте. Проследи, чтоб сразу магазины зарядили. Каждому по две обоймы в сумки.
- Так точно!
В оружейной за порядком следили Виталий Чирков и трое стрелков. Опять замешкался Жданов наводчик третьей башни. Низкорослый худосочный матросик попытался выбрать себе карабин полегче.
- Дайте «арисаку».
- В Хабаровске на свои купишь! Не задерживай – крикнули из коридора.
- Еще в марте дюжина «арисак» была. Кто забрал?
- Списали твои ары и саки – Колыванов всучил Жданову трехлинейный карабин, штык и обоймы в промасленной бумаге.
Пока люди собирались, Евгений Кожин спустился в каюту. Письмо Елизавете Дмитриевне так и осталось недописанным. Как-то не получилось. Вчера пытался выдавить из себя пару строчек, но слова решительно не хотели ложиться на бумагу. Евгений все боялся не сказать главного и ляпнуть что-то лишнее. И еще очень хотелось мгновенно перенестись на тысячи миль, очутиться на крыльце заветного дома на Каменноостровском. Кожин представил, как нажимает кнопку звонка, дверь открывается, и на пороге она…. Ум-м, в каюте отчетливо пахнуло духами.
Показалось. Евгений мотнул головой, отгоняя наваждение. Слишком далеко его занесло. И явно до ледостава отпуска не будет. Так, одернуть китель, поправить фуражку, проверить «Парабеллум», кобуру не застегивать. Всё, к выходу в город готов.
На причалах отряд Кожина столкнулся с ватагой моряков с «Бури» под командованием коллеги по артиллерийской части лейтенанта Ульриха Владимира. В город решили идти вместе. Тем более, Владимир Карлович в прошлые годы бывал в Лахасусу, все знает. Своим же ахаровцам Кожин немного не доверял. Нет, кое-кто из его команды городок знает получше Ульриха, но с весьма специфической стороны.

 Отправлено: 24.02.19 17:45. Заголовок: Бой почти не навреди..

Бой почти не навредил городу. Снаряды падали только на окраины и порт. Штурма не было. Но на город уже легла тень войны. На окраине не так заметно, но в богатом центре на каждом шагу встречались следы грабежей и бегства. Выломанные двери и ворота, разбитые окна, недобрые взгляды в спину из-за заборов. На улицах разбросаны вещи, вывернутые сундуки, расползающиеся тюки. На проезжей части остались тачки и тележки с домашним скарбом.
Кожин потом уже узнал, солдаты Чжон Дзолиня хорошо порезвились ночью после русской атаки. Покидая город, они не церемонились с горожанами, не стеснялись обдирать тех, кого должны были защищать. В ту страшную ночь на русских заслонах и в порту слышали дикие вопли с улиц. Никто и подумать не мог, что так можно со своими. Азия-с. Кто с кинжалом, тот и хан.
Днем на улицах спокойно. Тихо, совершено безлюдно. Трое китайцев потрошивших брошенную тележку бросились без оглядки в переулок, как только услышали топот военморов. Один из матросов бросился было вдогонку, срывая на бегу карабин с плеча. Его остановил грозный рык унтера. Облавами на мародеров пусть армейцы развлекаются. А вот и сам патруль. Шесть пехотинцев с фельдфебелем во главе.
- С кораблей будете? Разрешение есть, ваше благородие? – седоусый унтер держался уверено с чувством собственного достоинства. Спросил вроде вежливо, но так чтоб сразу дать понять: он в своем праве, встречный офицер ему не начальник. На таких старослужащих и держится армия со времен легионов Рима.
- Лейтенант Ульрих – четкое движение руки к фуражке. – Команды башенных канонерских лодок «Буря» и «Шквал».
- Фельдфебель Иванов. Седьмой Сибирский. Прошу предъявить пропуск, господин лейтенант – четкий отход от устаревшего «ваше благородие» к уставному обращению. Винтовки в руках фельдфебеля и солдат нацелены на ноги матросов. Видно, патруль готов к любым неожиданностям. Матросы при этом не сговариваясь замыкают солдат в полукольцо. Даже здесь на чужой земле на первое место вырывается традиционная неприязнь к патрулям.
- Прошу – Ульрих протягивает увольнительную за подписью контр-адмирала Руденского.
Его примеру следует Кожин. Фельдфебель бросает на бумаги короткий взгляд и вешает винтовку на плечо.
- Братец, здесь хоть что-то осталось? – интересуется Кожин. Ситуация разрядилась. Матросики заводят разговоры с солдатами. Многие знакомы. Казармы Седьмого Сибирского в Хабаровске рядом с затоном и военным портом.
- Смотря, что ищете, ваше благородие, - опять это устаревшее обращение.
Ведь знает, стервец, еще в девятнадцатом в армии и на флоте оставили только два официальных обращения «господин офицер» и «товарищ солдат». Не стало в армии благородий. Почти все на полях Великой Отечественной полегли.
- Если идти прямо, на втором перекрестке направо, там будут торговые ряды. Если сейчас направо свернуть, выйдете к дому городского главы.
- Красивый дом?
- Красивый. Строили интересно, весь в башенках, крыши загнутые, все резное. Только, там хунхузы успели отметиться, внутри все перевернули. Наш поручик троих на воротах повесил в назидание, так что, входите осторожнее, чтоб не изгваздаться. А лучше через калитку.
- Сурово. На воровстве поймали? Сам голова сбежал?
- Слуги рассказали, при первых выстрелах собрался и уехал с домочадцами.
- Слуг бросил. Хорошие у них обычаи – Евгений Павлович скривился.
- Китаец, что с него взять. Власть у него была, всех гнул. Как штыки заблестели, змеей в тростники юркнул.
Попрощавшись с патрульными повернули в сторону торговых рядов. К удивлению Евгения Павловича, с полдюжины лавок были открыты. Да еще несколько торгашей разложили свой товар прямо на земле. Вот действительно, врут те, кто называет купцов трусами. Настоящий торгаш в преисподнюю серу повезет, если узнает, что у чертей с топливом плохо. Расторгуется, да еще рогатых в кабалу обернет.
В городе стреляют, власти нет, люди разбегаются, а эти плосколицые за прилавками восседают. Нет у них страха. Свою жизнь ни в копейку не ценят.
- Видели, Евгений Павлович, - Колыванов наклонился к уху мичмана – вон за лабазами два оборванца с винтовками скрылись.
- Пока не лезут, сами не стреляем. Это охрана.
- Интересные у них порядки. Суровый век – суровые сердца – процитировал кондуктор.
- Скупой рыцарь? Когда ты успеваешь Пушкина читать?
- В Благовещенске купил прошлым летом с полдюжины книжек за бесценок. Почитываю, когда минутка выдается.
- А что еще кроме Пушкина? – Кожин с уважением посмотрел на своего старшего гальванера. Чтение далеко не самое популярное развлечение в корабельных кубриках. Нижние чины если что и читают, так больше газеты и издаваемые на плохой бумаге похождения сыщика Пандорского в купе с приключениями ротмистра Бурносова на германском фронте.
- Переводы Киплинга о мальчонке в Индии. Хорошо пишет, стервец. Нам бы в Маньчжурии и Джунгарии так работать. Сейчас Туркула читаю «Февральский перелом».
- Солидно – сам Кожин только собирался найти этот роман о знаменитом мятеже семнадцатого. Критики в один голос ругали полковника Туркула за «кровожадность описания и вытаскивание на потеху публике грязного белья». С другой стороны, офицеры сами участвовавшие или имевшие отношение к событиям, усмехаясь в усы, говорили, недоговаривает автор, выгораживает некоторых ославившихся участников, в особенности своих сослуживцев и начальников.
- Дашь почитать?
- Дам. Только учтите, читаю не быстро, не торопите.
- Добро.
Так и узнаешь много нового о своих людях. Архип всегда оставлял впечатление человека рассудительного, умом не обделенного. Если здраво посудить, что удивительного в том, что выходец из зажиточной крестьянской семьи читает книги о Февральской Смуте? Ведь возьми тогда верх фрондисты, прояви Государь чуть меньше твердости, страна могла свалиться в пучину кровавой вакханалии. Всем бы тогда досталось, включая многочисленную родню Колыванова. О «черном переделе» и почему партию Эсеров в России запретили, все знают? Вот так-то.
Кожин интереса ради прошелся по лавкам. Сразу бросилось в глаза: разложена дешевка разная. Купцы тараторят на дикой тарабарщине, смеси русского, маньчжурского и уйгурского. Цены задирают до заоблачных высот. У двоих на прилавках мичман видел старые видавшие виды револьверы. Что ж, самый лучший товар в это время.
У одного из прилавков Евгений задержался. Его привлекла коллекция серебряных поделок. Явно старинные вещи. Повертел в руках кувшин с чеканкой в виде переплетающихся драконов. Сухой сморщенный продавец медленно заговорил, подбирая слова. Дескать, это очень ценная вещь, древняя, какая-то там династия, такое сейчас не делают.
- Сколько?
- Десять рубль.
- Полтиник – бросил Кожин. По его мнению, вещица стоит своих денег, если все это серебро, то она металлом на пять рублей тянет. Китаец опять затянул песню о несусветной древности и редкости. Ключевой мотив: сейчас такое не делаю. В душе мичман был с ним согласен, сейчас делают гораздо лучше. В салоне на Владимирской он видел великолепнейшие сервизы из серебра, вот это действительно настоящее искусство, красота и совершенство.
- Рубль. Один рубль.
- Нет – китаец решительно замотал головой. – Пять рубль. Очень дешево.
Сторговались на полутора рублях. Китаец спрятал монеты в карман халата. Видя что, покупатель не уходит он опять что-то залопотал и полез под прилавок.
- Смотреть, командир – на свет божий появилось ожерелье из крупного шлифованного нефрита. – Десять рубль.
- Древнее?
- Императора Тан. Великий дао носил.
Украшение действительно красивое, Лизоньке понравится. Евгений Павлович покрутил ожерелье в руках, попробовал металл на зуб. От его взгляда не скрылось клеймо известного лондонского ювелирного дома. Конечно, древняя китайская вещь, какой-то дао носил, или носила. Хотя, вещица не новая. Наглый китаец даже не отмыл ее, выставляя на продажу. Видимо чтоб не выглядела слишком новой.
- Рубль – кивнул Кожин.
Сторговались на трех рублях. Старик ни в какую не хотел снижать цену. Кожин не жалел о деньгах, в Петрограде или Лондоне такое ожерелье должно было стоить гораздо дороже, минимум как месячное жалование мичмана императорского флота.
На площади у рынка матросы обменивались впечатлениями и хвастались приобретениями. Так Колыванов сторговал швейную машинку за треть настоящей цены. Лейтенант Ульрих обзавелся новым биноклем. Изделие Московского Оптического стоило ему сущие копейки. Остается только догадываться, как оно попало в руки китайского торговца. Явно тот в накладе не остался.
- Смирна! – вдруг заревел кондуктор при виде одного матросика. Тот прятал в карман какую-то коробочку. – Руки по швам.
- Ты чего, браток?
Вместо ответа Архип сунул матросику кулаком под дых и крепко тряхнул за шиворот.
- Что здесь происходит? – Кожин прыгнул к кондуктору, готовясь разнимать драку.
- Проверьте у него карманы, господин мичман. Гляньте, что эта выхухоль болотная надыбала.
Вокруг стала собираться толпа. За спиной Колыванова встали трое унтеров из башенных расчетов. Матросик, мичман его узнал, подающий четвертой башни Петров, тяжело дышал, глазки бегали из стороны в сторону.
- Руки по швам. Равняйсь! Смирна! Ты как стоишь перед офицером?
Окрик возымел действие. Петров вытянулся в струнку.
- Руки в стороны. Колыванов, Сергеев, обыщите.
Кондуктор демонстративно закатал рукава. Обыскивал он быстро и тщательно, со сноровкой. Вскоре Кожину была продемонстрирована жестянка с коричневыми шариками.
- Опиум?
- Так точно, господин мичман.
- Зачем покупал? – ласковым тоном полюбопытствовал Евгений Павлович. – Для себя, или просил кто?
- Себе брал, ваше благородие. Сплю плохо в последнее время. Вот и взял немножко. Это же лекарство, я опиум у врача видел, только он не дает.
- Ты урод головозадый понимаешь, что от этой гадости люди как щепки сгорают? Ты скотина ублюдочная хотел, чтоб у тебя в бою из рук унитары валились? Запорю! Сука! На губе сгною!
Глаза налились кровью, от бешенного взгляда мичмана даже Колыванову стало страшно. Петров же сбледнул с лица. Кожин глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух, успокаиваясь. Телесные наказания на флоте запрещены. Сажать карцер в походе нельзя. Но и оставлять без последствий такое он не мог.
- Бессонницу хорошо лечит тяжелый труд на свежем воздухе. По возвращении на борт доложишь старшему офицеру: до Хабаровска без берега, все авралы твои, каждый вечер за час до спуска флага две болванки в мешок и десять кругов по палубе от гюйса до флага.
- Так точно, господин мичман.
- Колыванов, назначишь старшего чтоб проследил, каждый вечер гонять до кровавого пота.
- Не беспокойтесь, господин мичман. Я эту немочь опиумную сам линьками гонять буду. Дурь выбью напрочь.
- Постой. Куда пошел? Я тебе не разрешал – с этими словами кондуктор протянул Петрову сундучок со швейной машинкой. – Несешь до трапа. Головой отвечаешь.
Лахасусу город небольшой, как и большинство портовых городов, вытянут вдоль реки. Дворец мандарина нашли быстро. По пути встретились еще два армейских патруля, на этот раз документы у речфлотовцев не спрашивали.
Сам город показался не особо. Обычный китайский городок, безалаберный и грязный. Неприглядное впечатление оставили валяющиеся на улицах трупы. Никто их и не собирался хоронить.
На пороге одного дома лежала молодая девушка, платье разодрано, голые ноги раздвинуты, на бедрах запеклась черная кровь. Кожин не выдержал, вошел в фанзу, пришлось перешагнуть через тело, схватил первую же попавшуюся тряпку и набросил на труп. Красивое лицо с выпученными от боли и ужаса глазами врезалось в память.
Местные разбегались, только заслышав топот ног речфлотовцев. Даже дети прятались и не смели носа высунуть, пока пришельцы не скрывались за поворотом. Донесся приглушенный расстоянием ружейный залп. Стая ворон с граем сорвалась с дерева. Завыли собаки. Перестрелка? Бой? Нет, выстрелов больше не слышно.
- Мародера расстреляли – предположил Ульрих.
Дом губернатора оказался приличным особняком с садом и дворовыми постройками за высоким забором. Ворота сорваны с петель. Фельдфебель Иванов не соврал, перекладину украшало весьма оригинальное дополнение в виде трех висельников. Местные оборванцы, разумеется. Характерные косички и бритые лбы безошибочно выдавали в них чистых китайцев.
А вот и калитка. Первым во двор ступил Кожин. Первым что он увидел, оказался караул. Двое солдат с нашивками Сибирского полка коротали время, сидя на крыльце. При виде офицера, оба вскочили на ноги и схватили винтовки.
- Экскурсии проводите?
- Смотреть можно, шалить не велено, господин мичман. Полковник Тихомиров экскурсии не дозволял.
- А посмотреть можно? – полюбопытствовал Ульрих. – Нам посмотреть, как люди жили.
- Да можно, смотрите. Только мичман какой-то экскурсией ругается. Это не разрешали.
Оба солдата мигом потеряли интерес к визитерам.
- Братцы, что же вы так относитесь к караульной службе? – мягко пожурил лейтенант.
- Мы не на посту, а поставлены чужих гонять – ответствовал молодец с погонами ефрейтора. – Поручик распорядился своих пускать, препятствий не творить, за порядком следить, чужаков гнать взашей, воров сажать в подвал.
Евгений хотел было поинтересоваться наполнением подвала, но передумал. Зато возникло стойкое убеждение: командир седьмого Сибирского уже нашел себе штаб-квартиру.
Внутреннее убранство дворца впечатляло. Даже следы погрома и грабежа не портили общую картину. Резные колонны и балки, на полу дорогой паркет, стены драпированы шелковыми картинами. В одной из комнат на стене великолепная коллекция оружия. Причем ужасающего вида мечи и алебарды соседствовали с магазинными винтовками и охотничьими ружьями.
На видном месте книжный шкаф темного дуба, больше уместный в присутственном месте или кабинете европейца, но никак не китайского чиновника. Боцманмат Сергеев взял в руки изукрашенный ятаган на копейной рукояти, крутанул и поставил к стене.
- Баловство. Тесак красивый, но балансировки нет. Пока замахнешься, пять раз зарежут.
- Этой штукой надо фехтовать. Видел, как с такими тесаками танцуют. Клинок в воздухе порхает, свистит и поет.
- Все равно баловство – не сдавался Сергеев. – Больно не размахнешься. Только плясать с этим тесаком и остается.
Дворец привлекал внимание. Пока команда Ульриха и Кожина осматривала дом, капитан-лейтенант Пименов решил начать экскурсию с сада. И не он один, и не только со своими людьми. К нему присоединился командир «Урагана» капитан-лейтенант Востриков. По истине, становится тесновато.
Кожин поспешил вниз. Бесцельное брожение по барским покоям быстро надоело. Да, красиво жили люди, но бестолково, не по-человечески. Во всем доме нормальных стульев раз-два и обчелся. Столики в обеденной низкие, за ними только на полу сидеть. Украшения аляповатые, безвкусные, слишком много позолоты и бронзы, все в завитушках. Потолки низкие, давят.
- Как успехи, мичман? Совершенствуете свой художественный вкус? – приветствовал Евгения командир канлодки.
Востриков только доброжелательно кивнул, протягивая руку.
- Красиво, но белому человеку не подходит.
- Вы это при полковнике Тихомирове не ляпните. Он без ума от китайской культуры. Искренне считает что, все великие изобретения сделаны древними китайцами. Да, Вы не поверите, даже порох, бумагу и печатный станок придумали в Китае.
- У каждого есть право на чудачество – заметил Арсений Востриков. - Тихомиров офицер хороший, деятельный, но с пунктиком. Долго жил в Цицираке, там и нахватался ересей.
- Скромный монах Бертольд Шварц был китайцем?
- Хуже, Евгений Павлович, китайцы изобрели порох за тысячу лет до Рождества Христова. Шварц только повторил их открытие.
- Да, охрана говорит что, хунхузов на воротах повесили по приказу полковника седьмого Сибирского. Это тоже от любви к китайской культуре?
- Нет, мичман, от любви к порядку, закону и нравственности. Всех троих поймали на изнасиловании мальчика. Прямо в этом доме. Тихомиров еще великий гуманист. Другие предлагали их повесить за то место, которым содомский грех творили.
Дальше речфлотовцы гуляли все вместе. Раз встретились, то дальше большой компанией веселее. Обойти весь город не заняло много времени. Обедали в трактире на южной окраине города. Хозяин улыбчивый тунгус богатырского телосложения заявил гостям что, сегодня с «белых воинов» плату снимать не будет. Еду правда подали простую, но вдосталь, наваристый суп, ароматное овощное рагу с мясом, лепешки из гоаляна.
На все расспросы хозяин отвечал односложно. Выходило, китайцев он не любил, искренне надеялся, русские пришли надолго, тунгусов и коренных маньчжуров в обиду не дадут. По словам Хэрлая, чиновники беззастенчиво обдирали местное население, благоволили пришлым китайцам, не уважали традиции и обычаи. Сейчас китайцы бегут из города, без них будет легче и лучше. Коренные надеются что, русские возьмут провинцию под свою руку, защитят кочевников и земледельцев, изгонят жадных и голодных пришельцев.
По некоторым намекам можно было понять, китайцы бегут не только в страхе от русских. Хэрлай и его земляки уезжать не собираются. Понемногу трактирщик разговорился, о солдатах маршала Цзолиня он отзывался с плохо скрываемым презрением. Офицеры и многие солдаты по крови маньчжуры, но плохие, развращенные югом, продавшие свои честь и достоинство. Это все безродные собаки, жрущие дерьмо на заднем дворе пекинского дворца. Только кровь маньчжурская, а души китайские.
Прощаясь с радушным хозяином, Востриков подарил ему флотский «Парабеллум» с двумя коробками патронов. Видно было, подарок пришелся ко двору, без дела валяться не будет. Хорошее надежное оружие для ближнего боя.
- Какой прекрасный человек, - констатировал командир «Урагана», когда они покинули трактир.
- У меня брат в Бухарской области хлопком промышляет – заметил Пименов. – Рассказывал, там тоже прекрасные люди живут. В глаза улыбаются, в пояс кланяются, а стоит отвернуться, норовят ножом в спину ткнуть. Жизнь такая, без револьвера из дома не выйти, и бабу дома без ружья не оставить.
- Слышал разговор, только господа, не для чужих ушей, генералу Маркову в Петербурге намекали, дескать, на Амуре слишком много китайцев живет. Генерал-губернатор тоже полагает, переизбыток рабочих рук плохо сказывается на заработках русских рабочих. Земли хорошей мало, а надо как-то переселенцев размещать.
- Что будет, когда одни желтые других вырежут? Не придется ли нам Хабаровск от набегов оборонять? Человек как волк, вкус крови распробует, кашу есть не заставишь.
- Александр Мстиславович, а Вы не отказываетесь от гречневой и пшеничной. А ведь только два дня как Ваши люди бедных солдатиков с землей перемешивали. В прошлую навигацию не стеснялись пиратские шаланды форштевнем рубить. Красный кильватерный след ночами не снится?
- Уели, Арсений Федорович, уели – рассмеялся Пименов.
- Китайцы Благовещенск обстреливали – вмешался в разговор Кожин. До этого момента он помалкивал.
- Второй раз, если не ошибаюсь. Четверть в века прошло.
- В первый раз всех китайцев с нашего берега вплавь вытурили, – пояснил Востриков – потому четверть века спокойно прошли. Амур хорошо горячие головы остужает.
- Не жалко утопших?
- Не жалко убитых китайцами?
Точку в споре положил грохот орудийного залпа, донесшийся с окраины города. Басовитый рокот шестидюймовых гаубиц. Через минуту грохот повторился. Затем еще и еще. Батарея вела частый огонь.
Востриков остановил скакавшего по улице казака. Много от него добиться не удалось. Казак сам ничего не знал, спешил к расположению своей сотни. Моряки прибавили шаг, затем перешли на бег. Никто и не вспомнил о недогуляном увольнении. Когда грохочет канонада, хочется как можно быстрее попасть на такую родную палубу своего корабля.
В порту суета. С «Бури» отдали швартовы, последние матросики с разбегу прыгали на палубу. На мачтах «Вихря» трепетали красные флаги. Корабль ворочал орудиями, готовясь стрелять перелетами через город от причала. Дальнобойность шестидюймовок позволяла. Два бронекатера уходили вверх по реке.
У трапа «Шквала» приплясывал посыльный. Рядом с ним нервно топтался на месте лейтенант Швайцер. При виде бегущего легкой рысью Пименова, матрос метнулся к нему навстречу.
- Господин капитан-лейтенант, пакет от командующего. Лично в руки.
Александр Мстиславович зубами сдернул с самописки колпачок и одним движением расписался в квитанции. Посыльный отдал пакет и побежал по причалу к «Урагану».
- Лейтенант, доклад. Быстро.
- Дизеля запущены пять минут назад. На борту половина команды. Нет, две трети – старший офицер даже не посмотрел на взбегающих по трапу людей. – Перекличку не проводил. Корабль к походу и бою готов.
Кожин не стал задерживаться возле командира. Первым делом он побежал на дальномерную площадку. Здесь на боевом посту проштрафившийся Лева Задов протирал линзы и окуляры дальномера. По телефону мичман связался с башнями и постом центральной наводки. Моряки без команды вставали на боевые посты. Все докладывают о готовности к бою. Хотя нескольких человек точно на борту нет, команды мичманов Ливси и Волынца еще не вернулись в порт. На башни подали электричество. В элеваторы загружены первые выстрелы.
Капитан-лейтенант Пименов и старший офицер поднялись на мостик.
- Трап убрать! Носовые отдать. Машинное – самый малый. Право руля.
Все делалось набегу. Дюжий матрос в одной тельняшке смотал конец с тумбы на причале и запрыгнул на борт. Палубные подняли трап на руках. Нос башенной лодки отходил от пристани, корабль дрожал, разворачиваясь, удерживаемый на месте только натянутым кормовым концом. На причал выбежали еще восемь матросов во главе с мичманом Волынцем. Один перебежал на палубу прямо по канату, остальные перепрыгнули полуторааршинный провал между мостками и бортом.
Задов размашисто перекрестился при виде скачущих как зайцы товарищей. Повезло, ни кто не поскользнулся и не свалился в воду прямо под винты. В машинном сбросили обороты, швартовый немного провис и его быстро смотали с кнехта. И только сейчас на «Шквале» пробили боевую тревогу и «все по местам».
- Александр Мстиславович, что случилось? – Кожин спустился на мостик.
- К городу китайская дивизия подходит. Летуны проморгали, засекли только когда, те чуть ли не на наши пикеты вылезли. Идут походными колоннами по дороге вдоль Сунгари. Их до черта. Руденский выводит все что может, на бомбардировку. Марков умчал в город сколачивать оборону.
- Ого! Солдаты с пароходов горохом сыплются. С одними винтовками бегут – Голицын ткнул биноклем в направлении грузовых причалов.
- Не успеют. Сегодня все пушки погрузили и принайтовали. Их до позднего вечера будут обратно сгружать и на позиции катить.
- Одна тяжелая батарея осталась за городом, Рихард Иванович. Мы ее голос хорошо запомнили, когда в порт бежали. Верно, Евгений Павлович?
- Шестидюймовая гаубица образца двенадцатого года Обуховского завода. Четыре орудия. У нее голос характерный.
- Если артиллерист говорит, значит, так оно и есть. Евгений Павлович, что с Вашим хозяйством?
- Полный порядок. Башни к бою готовы. Дистанцию считывают. Приборы изготовлены. Будем как и в прошлый раз фугасами работать?
- Ну вот, молодой человек к кровопролитиям готов. А потом вместе с Арсением Федоровичем будете меня человеческим фаршем попрекать.
- Ни как нет, господин капитан-лейтенант, мы все, вся команда работает.
- Вольно, мичман. Давайте дальше без шуток. Нам с флагмана место в ордере передают.
Пока корабли обходили мол, в небе над ними прошла летающая лодка. Тяжелый «Маринер» медленно набирал высоту. Навстречу ему вдоль русла реки летели два «Лебедя». Боевая машина Амурской флотилии разворачивалась. К счастью для многих замах получился на рубль, а удар отменили в последний момент.
Все закончилось большим авралом и речной прогулкой на мониторах. Воздушная разведка получив хороший втык расстаралась, прочесали на разных высотах все окрестности Лахасусу. Ошибочка вышла. За дивизию приняли колонны беженцев. Зато заблудившийся и вышедший на казачьи пикеты китайский батальон встретили с большой радостью. Отличилась гаубичная батарея. Единственная в обороне Лахасусу. Китайцы попытались перестроиться для атаки, но попали под плотный ружейно-пулеметный огонь с фланга. Это атаковала казачья сотня.
К чести китайских командиров, они развернули батальон под огнем, заставили казаков отойти. Одна рота продолжила наступление, дойдя почти до предместий города. Тут она напоролась на свежие русские окопы с сибирцами. Атаковать ротой китайцев без артиллерии окопавшуюся роту европейцев это даже не смешно. Штурм захлебнулся едва начавшись.
Отходил батальон под плотным огнем с реки и в тесном огневом контакте с русской пехотой. Так что отступление вскоре превратилось в бегство. При этом работали только орудия «Бури». Единственный корабль, с которым смогли наладить устойчивую радиосвязь и организовать управление огнем.
«Вихрь» дал два залпа и задробил стрельбу. В берега передали не те координаты и углы. Снаряды легли аккурат за боевыми порядками казачьей сотни. Залп приняли за обстрел вражеской батареей. Казаки залегли, атака сорвалась, в тыл поскакали нарочные с целью выяснить обстановку. Повезло, осколками никого не посекло. А может быть, эти залпы спасли казачьи жизни. Китайцы получив передышку в темпе отступили. Дальше они откатывались почти без сопротивления, под непрестанным огнем тяжелых орудий.

Сражение за Фугдин обе стороны разыгрывали на полном серьезе. Лихая и безалаберная атака как на Лахасусу здесь уже не проходила. Окопавшийся в Фугдине генерал Бань Ляо держал под рукой две полнокровные дивизии, к нему стекались беглецы с низовьев Сунгари, на реке стояли корабли речной флотилии. Времени для подготовки обороны было предостаточно.
С аэропланов наблюдали массу народа на строительстве укреплений, засекли артиллерийские батареи по обоим берегам реки. На фарватере китайцы затопили три парохода. Разведка военного округа предупреждала о риске мин заграждения. Вокруг города глубокоэшелонированная оборона. А прорывать таковую должны только три пехотных полка. По факту два с половиной. Два батальона седьмого Сибирского остались в Лахасусу. Если с первого раза не получится, придется подтягивать подкрепления и готовить полноценный штурм. На это нужно время, которого нет. С Харбином связи нет. Что там творится, ни кто не знает.
На рассвете 21го мая флотилия и транспортный караван снялись со швартовых. Переход вверх по реке занял целый день. Как и предсказывалось, отряд тормозили купцы. Ударный кулак из пятерки башенных лодок опережал пароходы на два часа хода. Противник не проявлял активности. Оба берега словно вымерли. На реке ни одной лодки.
Пехоту на берег высаживали вечером под прикрытием вооруженных пароходов и старых канонерок. Читинский полк сгрузили быстро без происшествий, сказался опыт Лахасусу. С ними на берег сошли три казачьи сотни. По сходням скатили полковые пушки и автомобили, полевые кухни, снесли на берег пулеметы, минометы, саперное имущество, обозное хозяйство, свели лошадей, все то, без чего полк превращается в толпу с винтовками.
Первые столкновения с китайцами. Перестрелки с отдельными отрядами, судя по всему, дозорные группы и интендантско-мародерские команды. При первой же возможности, противник отходил к городу. Русские в свою очередь не стремились завязывать серьезный бой. Все понимали, всё решится завтра.
Этой ночью мало кому удалось выспаться. Солдаты на берегу рыли окопы ввиду вражеских укреплений, оборудовали позиции артиллерии, подтягивали на передовую пулеметы и минометы. На флотилии сохраняли готовность в любой момент открыть огонь. Половина экипажа на боевых постах, свободные от вахты спали не раздеваясь. В окрестностях Фугдина наблюдались движущиеся огни, слышались шум, гул. Изредка доносились звуки моторов. Видимо, генерал Бао перебрасывал резервы на угрожаемый участок.
На рассвете после торжественного подъема флага русские корабли снялись с якоря. Тишину разорвали деловитый перестук дизелей и пронзительный вой сирен громкого боя. У заграждения из затопленных судов корабли остановились, подрабатывая против течения на малом. Катера тем временем обследовали проходы. Это не заняло много времени. Мин не обнаружено. Малая осадка бронированных канлодок позволяла спокойно обойти препятствие. Задержка возникнет только при прохождении транспортного каравана.
Поднятые в воздух аэропланы облетели город по большому кругу. Все четыре «Лебедя» с авиаматки шли без бомб. Их задачей была только разведка. На кораблях надеялись, на этот раз летчики не подведут. Впрочем, обнаружить противника это только часть задачи, надо еще передать разведданные. С этим не все так хорошо, как кажется. Радиостанций на «Лебедях-8» не помещаются. Слишком маленький самолет-с.

 Отправлено: 24.02.19 17:45. Заголовок: За очередным поворот..

За очередным поворотом реки с мостика «Шквала» открылся вид на порт и город. На фарватере пять китайских кораблей. Противник решил принять бой под прикрытием береговых батарей. Единственно разумное решение. Из пяти кораблей два это старые трофейные германские канонерки с несколькими орудиями полевого калибра, остальное просто вооруженные пароходы. Еще один корабль, несамоходная батарея «Дунь-Линь» встала на якоре в створе канала порта.
Первым огонь открыл «Ураган». Сразу бортовым залпом, благо дистанция и приборы позволяли бить без пристрелки. Почти одновременно заговорили орудия «Шквала». Пименов выбрал первой жертвой канонерку «Тань-Пао», удачно влезшую в открытые углы всех четырех башен. Шедший третьим «Шторм» задержался с открытием огня. Корабль сначала отвернул вправо, разворачиваясь бортом к противнику. Только затем заработали концевые башни канонерки, посылая в абрис крупного вооруженного парохода снаряд за снарядом. В унисон кормовым грохотали средние башни, щедро одаривая противника градом калибра 120-мм.
Бой с первых секунд превратился в избиение. Канониры «Шквала» быстро превратили китайскую канонерку в плавучий костер. После чего перенесли огонь на пароход с морскими четырехдюймовками в оконечностях. Именно этот корабль «Дань-Тань» добился удачного попадания в «Ураган». Снаряд расколол бронеплиту борта под носовой башней и разорвался под палубой. Из-за пожара пришлось затопить погреб. Флагман несколько осел носом, но из боя не вышел. Второе попадание пришлось в третью башню «Урагана». Броня выдержала, но ударом контузило расчет.
Удаче рано или поздно приходит конец. Орудия «Дань-Таня» замолчали под стальным шквалом со «Шквала». Тяжелые фугасы прошивали борта, рвались в трюмах и на палубах. Рой осколков от близких накрытий выкашивал команду не хуже пароконной сенокосилки. Снаряд проник в котельное отделение. Глухой взрыв, а затем среднюю часть корабля затянуло облако перегретого пара.
Пока три канонерки расстреливали вражеские корабли, «Вьюга» и «Вихрь» давили береговые батареи. На этих двух кораблях стояло только по четыре башенных орудия, но зато более крупного калибра. Расчет контр-адмирала Руденского себя оправдал. Многочисленные скорострельные пушки «Урагана», «Шквала» и «Шторма» буквально смели противника с водной глади. Одновременно шестидюймовки оставшейся парочки уделяли пристальное внимание береговым батареям. На каждый снаряд с берега в ответ прилетало с полдюжины. Полевая артиллерия на открытом пространстве такого не переживает.
- Полный ход. Право руля! – Пименов с тревогой в глазах смотрел на дрейфующий по течению пароход. Горящую посудину несло прямо на «Шквал».
- Мичман, какого хрена! Топи его к чертям собачьим!
- Вторая, четвертая, три минуты чтоб дотопить сарай! – орал в трубку Кожин. – Под ватерлинию ему насуйте.
Орудия перешли на беглый огонь. Дистанция три кабельтова. Промахнуться решительно невозможно. С китайца уже не стреляли. На орудийных площадках только трупы канониров. Корма объята огнем. Колеса медленно вращаются. Мостик разбит. Люди мечутся по палубе.
Снаряды ударили кучно в корпус. Судно качало от взрывов. В течение двух минут пароход получил больше снарядов, чем за полчаса предыдущего боя. Через огромные рваные пробоины в трюмы лилась вода. Гребное колесо оторвало взрывом. «Дзян-Пай» окончательно потерял управление. Немногие выжившие прыгали в воду. Всего в кабельтове за кормой «Шквала» пароход лег на борт и затонул.
Плавбатарея «Дун-И» храбро сражалась, пока на нее ни обратил благосклонное внимание своего калибра «Шторм». Все четыре пушки калибром 57 мм снесло с палубы вместе с артиллеристами. Старая баржа содрогалась от взрывов. Трюм заливало через многочисленные пробоины. Выжившие и не думали о сопротивлении.
Пока броненосные башенные лодки развлекались на рейде Фугдина, вооруженные пароходы и старые канонерки перепахивали снарядами китайские позиции к северу от города. Русская пехота неторопливо, короткими перебежками подбиралась к вражеским позициям. С тыла русских поддерживал яростный огонь своих гаубиц и полевых пушек.

Корабли устремились к причалам. Башенные орудия били по городу, полевым укреплениям, любому шевелению в порту.
Боцманская команда на палубе «Шквала» готовила швартовы. Командир корабля вцепился пальцами в поручень мостика, его глаза бегали по причалам. Причаливание на полном ходу, и в мирное время не самая простая операция, а тут о борта и башни канлодки цокают пули. Китайцев на берегу как мух над выгребной ямой. На улочку между приземистыми каменными складами выкатывают пушку. Носовая башня «Шторма» доворачивается, орудия идут вниз. Брум! Брум! Стволы выплескивают струи дыма. На берегу расплываются два грязных с красными прожилками облака. Летят камни. Угол склада подпрыгивает и проседает. Брум! Брум! Еще пара фугасов накрывает улочку. Когда дым и пыль оседают, в бинокли видна пушка с нелепо задранным стволом, тела на земле, бьющаяся в агонии лошадь.
Кормовые скорострелки частят выстрелами по импровизированной баррикаде. Пулеметы на мостике и крышах башен заливаются лаем. Свинцовые струи рубят людей. На берегу хаос и кровавая каша. Разгораются пожары. От складов по земле стелется густой дым.
Причал стремительно приближается. Пименов считает в голове узлы и доли кабельтова, наклоняется к переговорной трубе, бросает короткую команду. Дизелисты кидают рычаги на реверс. Жалобный противный визг редукторов. Корма приподнимается на буруне, из-под днища вырываются пенные, с желтыми прожилками ила струи. Толчок бросает людей вперед. Кто-то не удерживается на ногах и падает.
Корабль плавно, дрожа корпусом, прижимается к причалу. Борт высекает искры из камней. Ерунда, ободранная красна не в счет. Матросы прыгают на причал, наматывают концы на тумбы. С палубы перебрасывают мостки. Из люков выскакивают десантники. Над Фугдином летит громовое «Ура!». Первая волна с башенных лодок захватывает подступы к порту, укрепляется на прилегающих улочках.
К причалам идут пароходы с основными силами десанта. Пехота зачищает плацдарм. Ударные отряды идут в город. С пехотой на берег сходят корректировщики. Кирпичная водонапорная башня превращается в удобный наблюдательный пост.
Противник ошеломлен. Почти одновременно поднимаются в атаку солдаты Читинского полка. В окопах завязывается жестокий бой. Корабли в свою очередь переносят огонь на вторую линию обороны.
К полудню северные укрепления захвачены. В прилегающих к порту районах хозяйничают русские. Марков специально не стал окружать Фугдин, хотя сил для этого хватало. Противнику оставили «золотой мост» в виде открытых дорог на юг. Однако, сопротивление в самом городе было жестким. Русским пришлось платить кровью за каждый шаг.
- Что там машут? – поинтересовался Кожин. Сигнальщик на крыше пагоды уже минуты три как передавал флажный сигнал. Мичман разобрал меньше половины.
- Это не нам. Это «Урагану» семафорят – отозвался гальванер. – Просят перенести огонь на два градуса.
После первой решительной атаки участие в бою башенных лодок опять свелось к хаотичной стрельбе по площадям. С управлением огнем дело обстояло плохо. Высаженные на берег наводчики не всегда могли отличить залпы своих кораблей от соседей. Не сразу получалось привязаться к картам. Интенсивность огня неминуемо ослабла. Артиллеристы боялись накрыть свою пехоту. С расстояния не всегда получалось отличить своих от китайцев. Нормальный рабочий хаос фронтовой операции.
Наконец, на берегу удалось развернуть радиостанции и наладить устойчивую связь с флотилией. Дело пошло веселей. Напоровшись на отчаянное сопротивление, пехота отходила, залегала и отправляла гонцов в штаб наступления. Оттуда сигнал с координатами передавался на флотилию. Уже через четверть часа прилетал горячий привет с рейда. На кораблях уже не пытались выцелить отдельные мишени, накрывали массированным ударом целый квартал. Когда взрывы стихали и пыль оседала, пехота поднималась и выковыривала из руин оглохших и контуженых китайцев.
К вечеру бои стихли. По опыту Лахасусу Марков остановил наступление. Люди и так вымотались за этот день. Не было смысла губить солдат в ночных схватках. Пехота закреплялась в фанзах, на ключевых участках. На перекрестки выкатывали полевые пушки, возводили баррикады. Все ждали что, ночью противник попробует контратаковать.
Корабли флотилии отошли от причалов и грузили снаряды. До заката не успели, работали под палубными люстрами и прожекторами. Нижние чины и офицеры буквально валились с ног. Кожин отстранил от аврала заряжающих и подающих. Не из сострадания. Перекидавшие за день на элеваторы и в казенники орудий десятки унитаров люди вымотались до предела. В таком состоянии ставить их на погрузку было опасно. Уронит человек сетку со снарядами в погреб и прощай «Шквал». Фейерверк выйдет знатный.
Сам мичман не уходил с палубы, пока люди не уложили на стеллажи последний снаряд и не закрыли элеваторы. Потом на остатках сил заставил банить орудия. Артиллеристы не роптали. А ворчунов быстро вразумили кондуктора. Им не улыбалось погибнуть при взрыве собственного застрявшего в стволе снаряда.
- Евгений Павлович, ты за два дня по полтора боекомплекта на ствол расстрелял – заметил Пименов. – Еще один такой бой и в Харбин придем с полупустыми погребами.
- На транспорты должны были грузить по два боекомплекта на каждый корабль. Или ошибаюсь?
- Так и считай. Один комплект у тебя в погребах был, на «Параскеве» еще два. Полтора ты раскидал по берегу. Еще один спалишь, и дальше стрелять будет нечем.
- Верно. Извините, господин капитан-лейтенант, не сообразил.
- Утром дашь полный отчет по отстрелу на каждое орудие. Буду писать рапорт на Руденского. Пусть посылает транспорты в Хабаровск. Никто не знает, сколько нам еще орд азиатов встретится, пока над головой Харбинский мост не увидим.
Отбой по авралу дали за полночь, а на рассвете корабли уже занимали позиции у берега. Мичман Кожин только на мостике заметил что, забыл сегодня побриться. От этого было немного неловко. Впрочем, командир «Шквала» тоже щеголял щетиной на лице. При этом Пименов держался молодцом, хотя красные глубоко ввалившиеся глаза говорили о бессонной ночи.
- Тихо то как – заметил Голицын. – Красота.
Звуки над водой разносятся далеко. Со штурманом можно было поспорить, стучали судовые дизеля, до мостика доносились резкие хлопки волн о корпус, свист ветра в леерах и надстройках. Однако, в главном он был прав – утреннее благолепие на великой реке не нарушали рев орудий и треск винтовок. Не тишина, затишье.
- Сигнальщики, бдить в оба!
- Началось – старший офицер показал рукой с сторону парящего над городом гидроплана.
- У нас полчаса на утренний кофе – ответствовал Пименов. – Братишка, слетай на камбуз. Нам полный термос и чашки.
Вестовой рысью метнулся к трапу. Вернулся он через четверть часа с большим термосом. Пальцами второй руки матросик удерживал за ручки целых пять стаканов с подстаканниками. На шее вестового висела связка бубликов.
- Прям как в трактире на Купеческой – улыбнулся Швайцер.
Кожин тем временем поднялся на дальномерный мостик и приказал Задову отправить кого порасторопнее разнести горячий чай и кофе по башням и постам. Артиллеристам не помешает взбодриться перед боем, разогнать кровь по жилам. Согреться тоже будет полезно. От воды явственно тянет холодом.
- С флагмана пишут – крикнул штурман.
- Нам?
- Нет, пока на «Вьюгу». Вроде, приказывают идти вверх по реке.
- Нам что делать? Будем запрашивать?
- Пока не стоит – степенно ответствовал Пименов. – Дизеля на самый малый. Кто у нас на баке? Якоря я за вас отдавать буду?
Башенная лодка занимала позицию выше порта. Глубины позволяли подойти к берегу почти вплотную, но для удобства ведения огня, встать должны были на фарватере. Офицеры на мостике всматривались в переплетение улочек на береговом склоне. Тихо и пустынно. Город словно вымер. Была надежда, китайцы ночью ушли. Должны же понимать косорылые черти что, им не выстоять против флотилии. Чем дольше будут упрямствовать, тем больше их останется под завалами и обломками глинобитных халуп.
- Стоп машинам. Носовой отдать.
Течение быстро затормозило инерцию и развернуло корабль бортом к берегу.
- Кормовой отдать. Все башни на левый борт.
Пошли самые тяжелые минуты в ожидании неминуемого. Берег молчал. Четыре башенные лодки выстроились колонной напротив города. «Вьюга» в сопровождении двух безбронных канонерок скрылась за излучиной, видимо, пошли перекрывать северные подходы к Фугдину. Еще три канонерки и катера патрулировали вдоль правого берега. В небе, сменяя друг друга, ходили аэропланы.
- А координат все нет и нет – Кожин нервно барабанил пальцами по перилам площадки.
Наконец, через долгие полтора часа с флагмана передали: «Без приказа огонь не открывать. На якоре стоять. Хунхузы уходят». На этот раз противник оставлял позиции организованно. Генерал Бао сохранил порядок в своих войсках. Длинные серые колонны китайских солдат уходили по грунтовке на север вдоль Сунгари. Других путей отхода у них и не было. За войсками потянулись беженцы.
Потом уже стало известно, на рассвете китайцы прислали парламентера. Марков не стал затягивать переговоры и торговаться. Адъютант Бао просил два часа перемирия, ему дали время уйти из города до полудня. Китайцы забрали с собой все, вывезли раненых, утащили артиллерию. Им не мешали. Русские штурмовые группы пошли вперед только во второй половине дня.

- Не додавили – раздраженно бросил Швайцер.
Половина кают-компании его горячо поддержала. Некоторые считали поступок Маркова преступной блажью, дескать, захотелось поиграть в благородного рыцаря. Так, лейтенант Голицын без обиняков заявил:
- Бао перегруппируется, обойдет Фугдин полями и ударит по Лахасусу, где у нас два батальона осталось.
- Господа, не путайте китайцев с немцами, да и немцы не смогли бы без снабжения наступать – вступил в разговор командир корабля.
- Поясните, Александр Мстиславович.
- На Лахасусу одна дорога. Китайцы по ней не пройдут. Проселками с артиллерией и обозом неделю грязь месить будут. Снабжения у них нет. Все склады в порту остались. Мы их в первый день захватили. Провизии у Бао хватит на три-четыре дня, только то, что за плечами унесли. Уже через два дня армия пойдет грабить обывателей, начнется массовое дезертирство.
Пименов убедил не всех. Спор продолжился и на корме, куда офицеры пошли курить после ужина. Евгений Кожин в словесной баталии почти не участвовал. В сухопутных делах он не разбирался и не считал зазорным в этом признаться.
Корабли стояли у причалов Фугдина. Команды отдыхали после боя и аврала, занимались мелким ремонтом. Руденский лично распорядился нижних чинов зря не гонять, работой не нагружать. Впрочем, увольнительные давали только в порт. Потому, многие вернулись на борт раньше времени. Мичман Кожин с чистой совестью отменил все работы по гальванической и артиллерийской части. Единственный кто возмутился этим решением Архип Колыванов.
- Матросикам нельзя без дела сидеть, ваше благородие – проворчал кондуктор. – На стоянке другое дело, а в походе пусть хоть пушку отвинчивают и заново привинчивают.
- Если дизеля встанут, всех бурлаками запрягу, а пока спать – нахмурился мичман. – И тебе отдыхать.
Усмирять излишнее рвение подчиненных надо. Особенно унтеров. Не заметишь, как на шею сядут, и в грош офицера ставить не будут.
Спустившись в каюту, Евгений честно попытался продолжить письмо невесте. Потратив два листа на описание боев, перечитал и смачно выругался. Слишком пафосно получилось, как крикливая передовица из «Спутника и Погрома». Скомкано всё, грубо и кровожадно. Пожалуй, не стоило живописать картины вчерашнего побоища.
А если писать как было, как били с минимальным углом прямо по дикой несчетной толпе, как сами орали от страха, когда волны китайцев захлестывали хлипкие баррикады с редкими цепями защитников плацдарма, как снаряды буквально тонули в плотной биомассе, то Лизе не интересно будет. Из Петербурга все видится иначе.

 Отправлено: 24.02.19 17:46. Заголовок: И как можно рассказа..

И как можно рассказать в письме, как можно переложить на бумагу все, что Евгений чувствовал и видел за эти бесконечные дни? Как описать ту холодную ярость, с которой он управлял боем? Как передать боль при виде падающих под огнем фигурок стрелков и казаков? Можно ли пережить заново все, что испытал при виде густого черного клуба дыма над башней «Урагана»? При одной только мысли о пережитом сжимается сердце. Это было страшно.
Пожалуй, лучше было написать так: «Дорогая Лизонька, я жив, здоров, все мои люди в порядке. Наш «Шквал» корабль великолепный. Пожалуй, русские корабелы построили лучшую в мире башенную бронелодку для рек.
Природа на берегах Сунгари великолепная. Красоты настоящей амурской тайги. Леса как на картинах господина Шишкина. Охотники рассказывают, здесь водятся не только медведи, но и настоящие тигры, как в британской Индии. К превеликому сожалению, с реки увидеть зверей не посчастливилось. От нашей канонады вся дичь разбежалась за тридцать верст.
Сегодня стоим у Фугдина. Городок небольшой, очень грязный. Знаете, дорогая Лизонька, здесь в Маньчжурии строят из глины и соломы. Настоящие рубленные дома встречаются только на выселках и хуторах у русских поселенцев и лесных племен. Китайцы с деревом работать не умеют. Обычная крестьянская изба для них как боярский терем или помещичий дом.
Пока пишу письмо, наши матросики наладились с палубы рыбачить. Снасти почти у всех есть. Клюет не сказать чтоб хорошо. Лениво. Но людям отдых, и в питании разнообразие. Кормят нас обильно, но как-то скучно. Каши с мясом, да макароны с фаршем, супы, вот и все наше довольствие.
Я не жалуюсь. Рассказывают, в прошлом году флотилию почти месяц одной рыбой кормили, но зато, во всех видах. Нижние чины на красную икру смотреть не могли. Только Господь и вице-адмирал уберегли флотилию от бунта, вразумили баталеров закупить свежей свинины. Тем флотилия и спаслась. Александр Мстиславович обещает, этим летом так же будет.
В путину рыба по реке нескончаемым потоком прёт, в узостях застревает и протоки запруживает. Старожилы врут, ловкий человек может Амур перебежать, быстро перескакивая с рыбины на рыбину. Сказки, конечно. Но в сезон красную рыбу баржами из рек вычерпывают. Цена на нее упускается до сущих копеек. Рыбой даже свиней и птицу кормят. В тайге звери к рекам выходят, на год вперед отъедаются».
- Господин мичман, на мостик требуют! – посыльный буквально ввалился в каюту.
- Стучаться учили? – нахмурился Кожин.
- Простите, - матросик немного замялся и отступил за комингс – господин капитан-лейтенант велел немедля звать.
- Свободен. Иду.
Кожин поправил кортик, на ходу надел фуражку и выскочил из каюты вслед за вестовым. Александр Пименов с мрачным видом вышагивал мостик из конца в конец, заложив руки за спину. Лейтенант Рихард Швайцер вглядывался через бинокль куда-то вдаль. Он даже не повернулся, заслышав топот ног по трапу.
- Господин-капитан лейтенант, по Вашему….
- Отставить. Пустое. Мичман, дурные вести. Только что передали. Харбин в плотной осаде. Город штурмует не меньше дивизии с артиллерией. Наши держатся, но к мятежникам подходят подкрепления. Старая макака Дзянь Цзилинь решил во что бы то ни стало захватить Харбин. В пригородах бои. Железная дорога перерезана. Сам понимаешь, что будет, если черти войдут в город. За спинами ополчения женщины и дети.
- Плохо. Откуда вести? – про себя Кожин вздохнул с облегчением. Пока бежал на мостик, все в голове перебрал, что могло случиться. Не хорошо так говорить, но слава Богу что, не по гальвано-артиллерийской части.
- Речной крейсер «Седьмой» спускается по Сунгари. У него радио хорошее, дотянулся до наших антенн. Евгений Павлович, у тебя кто есть в Харбине? Вроде, ты говорил, брат невесты на железной дороге работает.
- Иван на рудниках Хингана инженером. Надеюсь, до их медвежьего угла мятеж не докатился. Дай Бог, отсидятся. Город пока держится?
- Так и передали «тяжелые бои на окраинах». Сам понимаешь, охранный корпус по всей линии размазан. Кадровых в Харбине мало. Ополченцы люди горячие, но не обученные. – Вздохнул Пименов.
- Евгений Павлович, мне вот что нужно. С якоря снимаемся в ближайшие часы, ход держим, как можем. Я на построении команде внушение сделаю, люди у нас настоящие, не подведут и пищать не будут. Ты своим канонирам сам еще доступно объясни, чтоб каждому до печенок дошло, чтоб в голове иголкой засело: под Харбином все будет зависеть только от вашей меткости и сноровки. Там двадцать тысяч христианских душ. Если не удержим город, ни ты, ни я, ни Рихард Владимирович, никто из нас людям в глаза смотреть не сможет.
- Я понял, Александр Мстиславович. С людьми поговорю. Если надо жить в башнях и на постах будем. Пока осаду не снимем, от орудий и дальномеров не отойдем.
- Это я и хотел услышать. Спасибо, товарищ.
- Разрешите идти? Честь имею!

Как капитан-лейтенант и предсказал, флагман уже вечером поднял приказ «С якоря сниматься». С отрядным построением Руденский не мудрил. Первым эшелоном пошли все пять башенных лодок с ними четыре посыльных катера. Следом за ними рубили форштевнями волны шесть вооруженных пароходов с пехотой. За ними держался «Сокольничий». Транспортный караван покинул рейд только утром. В охране обоза командир флотилии оставил все старые канонерки. Канонерка железнодорожной флотилии «Аргунь» увязалась за вторым отрядом. Скорость позволяла, корабль даже с повреждениями выдавал девять узлов против течения.
Первая ночь прошла без происшествий. Шли с прожекторами и навигационными огнями. Бояться русским на Сунгури некого. Весть о падении Фугдина и разгроме еще не долетела до китайских гарнизонов на реке. Кораблям на реке могли угрожать только мели и риск навигационных ошибок.

Следующим днем Евгений Кожин стал свидетелем интересного разговора между командиром и старшим офицером. Мостик на «Шквале» в походе самое сухое место. Палубу низкобортного монитора на полном ходу немилосердно захлестывало брызгами. Людям приходилось прятаться за башнями, или уходить на ют, где было не так сыро. Офицеры волей-неволей тяготели к мостику.
Пименов и Швайцер стояли под дальномерной площадкой. Разговор хорошо слышен, расположившемуся в полутора метрах выше артиллерийскому офицеру.
- Знаете, Александр Мстиславович, мятеж Цзолиня будет даже полезна для нашего флота.
- Радуетесь возможности пострелять вдосталь и проверить экипажи в бою? Люди ведь гибнут, многие без крова нищими и босыми останутся.
- Не без этого. Наших колонистов и железнодорожников жалко, хозяйства можно отстроить, а мертвых не воскресить, калек не вылечить. Я о другом говорю. У нас на флоте застой и повальная экономия, как перед японской. Достроили, что во время войны не успели, а больше тяжелых кораблей не закладывают. Только сокращают и списывают. Мой кузен на Балтийском заводе работает. Пишет, о серьезных заказах только мечтают. Строят эсминцы и тральщики. Спасаются коммерческими заказами. И те, на себя Рига и Гельсингфорс перетягивают.
- Мы не одни такие. Все флоты сокращают. У нас еще не так печально, только древние галоши режут, а англичане и японцы дредноуты на иголки пускают. Денег нет, и это не шутка. Все в долгах, как в шелках.
- У англичан и японцев супердредноуты, а у нас только два «Измаила» довоенного проекта. О двенадцатидюймовых плашкоутах и не говорю, бесполезные корабли с картонной броней.
Швайцер раскрыл портсигар, но под укоризненным взглядом Пименова закурить не решился. Офицеры свято чтили правило – на мостике и боевых постах не курить.
- Флоту нужны линкоры, крейсера, авиаматки, а строят только тральщики – продолжил Рихард Иванович.
- Думаете, если мы покажем себя во всей красе, расколошматим все вдоль Амура и Сунгари вплоть до последней фанзы, в Петербурге вспомнят о флоте и загрузят верфи заказами?
- Что-то не так, Александр Мстиславович?
- Вы не так уж молоды, чтоб сказкам верить. Николай все программы рубит на корню. Непенину прямо сказано: и не проси. Бахирева после очередного проекта прямо из Зимнево отправили аэропланом в Мурман Ледовитую флотилию принимать. Снимем осаду с Харбина, закопаем еще пару дивизий, сорвем аплодисменты, и все упокоятся. Зачем что-то делать, пока вторая Цусима не стрясется?
- Во Владивостоке всего флота два крейсера и полдюжины «новиков». Строят нам только сторожевики. Что будем делать, если с японцами подеремся?
- С японцами мы злейшие друзья. Без нас их из Китая вытурят, как пить дать. А нас без японцев даже из Харбина и Урги выдавят.
Пименов повернулся к дальномерной площадке – Евгений Павлович, Вы согласны?
- Простите великодушно, невольно подслушал разговор, но…
- Ерунда. Не стоит. Лучше спускайтесь чтоб не кричать на всю реку.
- Не знаю как во Владивостоке, но в Гельсингфорсе среди офицеров весьма скептическое отношение к Вашингтонским соглашениям. Есть авторитетное мнение что, береговая оборона без флота бесполезна, а император слишком увлекся строительством батарей в Галиполи и на флангах Кольского залива.
- Дело в том что, казна действительно пустая. Пока по внутренним займам и облигациям не рассчитаются, о новых линкорах можно только мечтать. Наши победы только утвердят Петербург в их мнении.
- Не знаю, правда или нет, - резонно заметил Кожин - но мне писали что, Бахирев сам просил перевод в Романов-на-Мурмане и забирает с собой половину Балтфлота. Может быть и Владивосток не обделят кораблями. На Черном море флоту уже делать нечего, могли бы и перегнать «Императриц» и крейсера на Дальний Восток.
- У черноморцев мореходность отвратная, дальности хода только до Константинополя и обратно сбегать – парировал старший офицер. - Не говорю о том, против «Нагато» с «Тосе» «Императрицы» как котята против быка.
Дальнейший разговор плавно перешел на сравнение кораблей. Все сходились в том что, нам нужно больше и лучше. При этом с точки зрения Пименова ближайшие десять лет новых заказов на тяжелые корабли ждать не стоит. Его товарищи смотрели на жизнь более оптимистично.
- А ведь в одном нельзя отказать Николаю Дорожнику, как вцепился в идею перегнать флот на Север, так не отступится.
Эти слова Рихарда Швайцера прочно засели в мозгу мичмана Кожина.
- Полагаете, Балтика в загоне?
- А видишь, Евгений Павлович, денег и лимитов соглашения у нас на четыре серьезных флота не хватит. Император решил перегнать флот в Колу и Мурман – Пименов отвел Кожина в сторону и негромко добавил: Ты хороший артиллерист, на «Шквале» на своем месте, но если не хочешь застрять в Хабаровске до второго пришествия и дожить до седин с лейтенантскими погонами, как вернемся на базу, пиши рапорт. Обязательно просись в Мурман к Бахиреву. У Руденского сам подпишу и пинка дам, чтоб быстрее летел.
К горлу поступил комок. Кожин не ожидал такого разговора. Нет, оставаться на флотилии он не хотел, но думал только о возвращении на Балтику. Получается, близость к столице ему явно не грозит. Ценз можно выходить только в действующем флоте.
- Я подумаю. Давай сначала под Харбинским мостом пройдем. Там видно будет.
- Достойно – улыбнулся Пименов. – Слова офицера, а не юноши.